«Молодёжные светлицы» - так называются небольшие клубы польской молодёжи. По вечерам в них шумно и весело. Звенят песни, репетируются спектакли, читаются доклады и лекции. На развалинах старой, немощной Польши поднимаются крепкие побеги нового. В Лодзи, в рабочем городе, это особенно заметно. Это бросается в глаза на фабриках, где за станками стоят тысячи молодых рабочих. Это увидишь на улицах, заклеенных объявлениями о том, что в клубе силами молодёжи будет поставлен новый спектакль, или о том, что запись молодёжи в Рабочий университет продолжается. Это как - то сразу обращает на себя внимание в театре, где встретишь и студентов и молодых работниц с текстильной фабрики.

После войны в Польше стало выходить много журналов и книг. Люди, и особенно молодёжь, жадно тянутся к знаниям, к свободному слову. Появились новые имена писателей, выдвинувшихся из среды молодёжи.

С одним таким молодым писателем меня познакомили. Мы беседовали с ним о новой Польше, о литературе, искусстве. - В прежнее время, - сказал он, - польская шляхта и всякого рода дельцы хвастались, что Варшава - второй Париж, что музыка у нас, как в Вене, живопись, как в Италии. Глупая амбиция! Всё было как где - то, а своё, польское, находилось под тяжким запретом. Ведь у нас даже Мицкевич издавался с цензурными поправками.

Народ? О, польский народ был просто «быдлом» для этих носителей «заграничной» культуры! А ведь у нас есть и своё, польское искусство, созданное большой славянской душой. Польский народ родил Мицкевича, Шопена, Матейко. Всё это должно принадлежать народу, молодёжи. И оно будет принадлежать! - убеждённо сказал писатель...

В начале 1947 года в Польше проходили выборы депутатов в Законодательный сейм. В те дни мне удалось побывать в Варшаве, Кракове и других городах. Вокруг выборов развёртывалась борьба. Всё передовое, честное поддерживало кандидатов демократического блока. Замаскировавшиеся фашисты, торгаши, монахи, продажные перемётчики, активно сотрудничавшие с немцами, поддерживали реакционную партию Станислава Миколайчика. Это партия, связанная с реакционными кругами заграницей, стремилась повернуть Польшу на старый путь. Она была связана с бандитским подпольем и пыталась влиять на народ угрозами, террором.

Борьба шла и за молодёжь. Но всюду видел я, что молодые поляки тянутся к новому - к строительству демократической Польши. Даже в старом Кракове, который реакция считала своим оплотом, молодёжь дружно голосовала за демократию. И лишь в Ягеллонском университете, куда в прежние времена был открыт доступ исключительно «золотой молодёжи», нашлись сторонники старого.

В Варшаве Миколайчик, этот человек с лицом лавочника и с душою волка, ныне бежавший от народа на харчи к иностранным капиталистам, вышел на балкон, чтобы произнести речь перед молодёжью. Внизу, по улице, шли колонны молодых избирателей. Мелькали белые, тёмно - синие, чёрные форменные картузики студентов, шли юноши и девушки в рабочих блузах, проходили молодые трамвайщики, железнодорожники. Они кричали:

- Долой Миколайчика! Hex Миколайчик езде до Лондыну к своим хозяевам! Hex жие Польски демократична!...

Народ послал своих избранников в Законодательный сейм, и сейм подтвердил демократические основы польского государства.

На основе демократизации, на основе добрососедской дружбы о советским народам польский народ укрепляет свою государственность, поднимает из руин города, оживляет землю.

На юге Польши, недалеко от Жешува, есть маленькая деревня Криница. Несколько хат под соломенной крышей. В крайней хате живёт Янина Червинска со своей старой матерью и братом Иосифом.

С крылечка янининой хаты видны окрестные поля, увенчанные золотыми копнами хлеба, зелёный гребешок рощи и вышка костёла в Панцуте, где стоит замок графов Потоцких.

Не так давно Потоцким принадлежал не только замок, но и поля, и рощи, и всё вокруг. Отец Янины, старый Вацлав, был работником у ясновельможного пана и умер, надорвавшись на пашне. Янина с детства работала на чужих. Своей земли у Червинских не было. Семья кормилась тем, что удавалось заработать на помещичьем или арендаторском поле.

Весёлый праздник «дожинок», справляемый ежегодно после окончания жатвы, не радовал батраков. Даже в самые урожайные годы в хате Червинских всё равно было пусто.

В годы немецкой оккупации старший брат Янины, Иосиф, пропал без вести. Накануне войны он служил в солдатах, а потом про него говорили всякое: будто убит под Варшавой, будто уехал с Андерсом в Африку. Семнадцатилетнюю Янину немцы угнали в Дембицу, где под конвоем эсэсовцев тысячи поляков, чехов и русских военнопленных строили не то подземный завод, не то какой - то огромный лагерь. Летом 1944 года её освободила оттуда Советская Армия. А ещё через год нашёлся Иосиф. Оказывается, он служил в Первой польской армии и с оружием в руках освобождал свою землю. Ещё через год Червинские получили землю.

В новой, послевоенной Польше были конфискованы без выкупа все помещичьи земли в тех хозяйствах, где земли было более 50 гектаров. А миллионы батраков были наделены землёй. Одни на льготных условиях, другие совершенно бесплатно.

Теперь с порога хаты Червинских Янина видит своё поле, свои снопы. На празднике «дожинок» звенит её радостный смех. Украшенная лентами и цветами, весело поёт она в кругу сверстниц.

Деревенская молодёжь, получившая возможность избавиться от вечного труда на помещиков, свободно вздохнула. Во многих польских сёлах, как и рабочих центрах, стали создаваться «Молодёжные светлицы», стали организовываться союзы и кружки молодых. Крестьянские юноши и девушки впервые получили доступ в средние и высшие учебные заведения, и Янина Червинска из деревни Криница мечтает о том, что на будущий год ей удастся поступить в сельскохозяйственную школу...

Польская молодёжь становится активной участницей борьбы за укрепление польского государства. Широкая дорога открыта юношам и девушкам новой Польши, и они идут по этой дороге за теми, кто зовёт к новому, к демократии, к дружбе с великим советским народом.

И прав был писатель, говоривший:

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.