Откуда бы Лермонтов ни возвращался, с Линии или на Линию, - это был заколдованный круг. Его всё ещё влекло куда - то, везде он был на перепутье, вечно в ожидании подвига, в непрестанной борьбе с собой и людьми, от которых он бежал и без которых не мог жить.
На этот раз он ехал в Керчь.
Был октябрь. Солнце заходило, поднимался ветер.
Закутавшись в бурку, Лермонтов угрюмо смотрел по сторонам. Встреча с Данзасом, о которой он так мечтал, не дала желанного удовлетворения.
Полковник Данзас, секундант Пушкина, сосланный за дуэль на Кавказскую Линию, принял Лермонтова сухо.
Просмотрев его бумаги, Данзас сказал:
- Я не совсем понимаю, как вы очутились здесь. Ваше поручение касается укреплённых пунктов правого фланга Линии.
Лермонтов молча, внимательно смотрел на седеющую голову Данзаса и думал: «Этот человек был другом Пушкина, говорил с ним...»
Об укреплениях Лермонтов не стал спорить. Он сразу же признался, что прискакал сюда из Ставрополя движимый одним желанием: познакомиться с Константином Карловичем.
Данзас улыбнулся. По едва уловимой усмешке, раздвинувшей его хмурое, всё в морщинках лицо, Лермонтов понял, что этому человеку можно было смело довериться.
А разговор не вышел. Данзас явно сторонился Лермонтова, о Пушкине упомянул вскользь, смутился и замолчал. Лермонтов был разочарован. Ещё одна встреча не обогатила его, но в расставании с Данзасом была минута, взволновавшая Лермонтова.
Они стояли на берегу моря. Невдалеке, у кромки пенящихся под солнцем волн, покачивался трёхмачтовый корабль. Всё было готово к отплытию. Прогремел пушечный залп.
- Уезжайте, - задумчиво говорил Данзас, - на этом ли, на другом корабле, но бегите, бегите...
- Куда? - спросил Лермонтов.
- Куда можете: в Париж, в Турцию - всё равно. Я читал ваши стихи. Они прекрасны! Где бы вы ни очутились, везде вы будете приняты как поэт, равный Пушкину...
Помолчав, Данзас сказал:
- Он тоже хотел бежать и не успел...
Лермонтов смотрел, как, приливая, ложатся у ног волны. Что скрывать: была минута, когда он поддался этому человеку, там, на берегу Чёрного моря. Ведь оба они были в ссылке, обоих ждала свобода в Европе!... Мгновенье краткое, как прилив и отлив волны, прошло, и он уже сожалел о нём.
- Это невозможно, - сказал Лермонтов, голос его был глух, но решителен, - я не могу бежать, как вор, как преступник! И Пушкин не мог! Он хотел видеть чужие страны, путешествовать. Пушкин был великий поэт, а я... - он криво усмехнулся. - Что такое я, Константин Карлович? Армейский поручик! - глаза Лермонтова сверкнули, он выпрямился. - Через несколько лет я сам приеду в Париж, всеми признанным поэтом!
- Боюсь, что этого не будет, - вздохнув, сказал Данзас.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.