Спортивная Москва в течение нескольких дней жила в приподнятом состоянии. Куда бы вы ни шли, с кем бы ни говорили, - всюду и везде разговор шел об одном - о Туле.
Тула здесь, Тула там - совсем как Фигаро из «Севильского цирюльника». Тула, Тула!... Но почему Тула?
В начале соревнований дикторы даже не упоминали этого города. Ни на беговой дорожке, ни на футбольном поле, ни на теннисном корте тульские спортсмены не выступали. Они выставили команду только по велосипеду. И так как на всесоюзное первенство' туляки претендовали впервые, то им пришлось до начала соревнования выслушать немало издевок со стороны старых мастеров. Чемпион коротких дистанций ленинградец Скворцов, завили туляков, нарочито громко повторял одну и ту же фразу: «Самовар есть машина для изготовления чаю, и выходить с самоваром на трековые гонки не рекомендуется».
Москвич Бубенцов дразнил ребят не самоваром, а пряниками. И даже харьковские физкультурники, среди которых отродясь не было приличных велосипедистов, тоже напевали какие - то неумные куплеты, чтобы досадить молодым велосипедистам.
Но вот наступил день трековых соревнований, и Бубенцову уже после третьего заезда начали приходить в голову всякие несуразные мысли. К пятому заезду Бубенцову стало совершенно ясно, что Тула вошла в сделку с нечистой силой и посадила на свои машины самых настоящих дьяволов. На восьмом заезде к этому мнению присоединились ленинградцы и харьковчане. Чемпионов охватила паника. Рекордсмен коротких дистанций Скворцов умудрился проиграть два заезда, две свои коронные дистанции, и от его самоуверенности не осталось и следа. Чай в тульском самоваре оказался горячим.
На второй день тульские велосипедисты подтвердили свой высокий класс, выиграв еще несколько заездов, и о туляках заговорили. Да и как не заговорить! Приезжают молодые, никому неизвестные ребята, и вдруг такой сенсационный результат! Начали говорить о туляках «болельщики». Потом дело дошло до газет, и скоро за ребятами стали охотиться «жучки» из нескольких спортивных обществ столицы.
Больше всего «жучков» увивалось около Дмитрия Федорчукова. Это был один из самых способных велосипедистов Тулы. Он одинаково сильно шел все дистанции. Федорчуков участвовал в семи заездах и занял в них пять первых мест и два вторых. «И это в двадцать один год! А какие результаты он покажет дальше?..» - думали «жучки», стараясь переманить новую велосипедную звезду в свое общество. Они обещали молодому мастеру дачу, высокую заработную плату - все, что угодно, только бросай Тулу.
Вся эта механика переманивания не нравилась Федорчукову. Но он был молод, тянулся к славе и думал, что слава может придти к нему только в большом спортивном обществе. Как будто бы самая заурядная история. И все же несмотря на ее заурядность и, как говорят некоторые, даже «закономерность», туляки не хотели мириться с этим переходом. В этой команде не было громких имен, но зато чувствовалась сила смелого и дружного коллектива. Туляки принесли с собой в среду велосипедных чемпионов, людей, в большинстве своем избалованных и себялюбивых, какой - то новый дух товарищества и дружбы. А тут разные «жучки» и соблазнители стали сеять разложение в коллективе. И хотя Федорчуков не сказал ни одному из соблазнителей ни да «и нет, все туляки были твердо уверены, что в душе Дмитрий давно уже согласился на переход и в Тулу больше не вернется.
Федорчуков, говорили люди знающие, останется в Москве и с будущего сезона будет выступать за то же общество, в котором состоит Бубенцов.
То, что эти разговоры имели под собой какие - то основания, показал последний день соревнований.
В программе осталась неразыгранной только одна дистанция. Гонка за лидером на двадцать километров. Чемпион этой дистанции москвич Бубенцов шел в третьем заезде вместе с двумя гуляками: Федорчуковым и Игнатьевым.
Во время пробной пробежки выяснилось, что у лидера Федорчукова не все в порядке: мотор мотоцикла чихал, дымил и не внушал доверия. Федорчукову предложили нового лидера, но он от него отказался.
- Дайте мне Стасика, - потребовал он.
Стасик вел в этом же заезде второго туляка, демобилизованного красноармейца Игнатьева. Игнатьев был хорошо стренирован с ним, и разбивать эту пару, конечно, не стоило.
- Как хотите, - заявил Федорчуков, - или я иду за Стасиком, или снимайте меня с заезда.
Спорить с гонщиком перед самым стартом было бессмысленно. Следовало, конечно, снять Федорчукова с заезда. Но туляки на это не пошли. Они твердо намеревались поставить новый рекорд на двадцатикилометровой дистанции и уступили требованиям Дмитрия. Игнатьеву пришлось идти за чужим лидером.
Раздался сигнал стартера, и мотоциклы стали набирать скорость. Сзади, словно связанные с лидерами, мчались велосипедисты.
На третьем круге машина Стасика шла уже со скоростью 80 километров в час. Мотоцикл с ревом прорубал в воздушной толще просеку для велосипедиста, и Федорчуков летел по ней, не отставая ни на сантиметр от своего лидера. Казалось, вот - вот велосипедист не выдержит этого бешеного темпа и оторвется от лидера. Скорость была такой, что на поворотах и лидер и велосипедист вылетали под общий вздох трибун на самый верх трека и шли на вираже почти параллельно земле.
На двенадцатом круге Федорчуков обошел Игнатьева и приблизился к Бубенцову. Целый круг Стасик шел за московским рекордсменом, словно раздумывая, что же делать дальше. И вдруг на прямой он резко увеличил скорость, взял вправо и обошел противника у самого виража. Сделано это было так дерзко и красиво, что весь стадион разразился бурными аплодисментами. Выставить чемпиона на целый круг - это было просто здорово! До конца дистанции оставалось еще семнадцать кругов. Выдержит ли Федорчуков взятый темп, не сдаст ли он перед финишем? Все шло замечательно, и вдруг мотоцикл Стасика запихал, закашлял и сошел с трека. Дмитрий Федорчуков мчался на машине без лидера.
Бубенцов торжествовал. До финиша еще было семь кругов, и он, конечно, теперь отбросит назад этого тульского выскочку, который хотел занять его место в обществе.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.