Пожалуй, Сударев был самым известным в поселке человеком. Его хорошо знали жители Кедрова, потому что все от малого до старого рыбачили и так или иначе сталкивались с райинспектором рыбоохраны. Одни его уважали за неподкупность и кристальную честность, другие именно за эти качества люто ненавидели. Во внешности Василия Игнатьевича не было ничего такого, что бы соответствовало прочно укрепившейся за ним славе грозы браконьеров. Небольшого роста, грузный от возраста и нездоровья; на широком, в мелкой сетке морщин лице, продубленном жестокими ветрами, неожиданно гляделись голубые глаза; они смотрели на людей устало и всепрощающе. Глаза райинспектора всегда обезоруживали браконьеров, они сами об этом говорили друг другу: «На него и орешь, ему и грозишь, а он смотрит на тебя как бы жалеючи, акт сует: «Подписывай, мол, отвечай, раз провинился. И слова грубого не скажет. Враз вся охота ерепениться пропадает!»
...Денек яркий, солнечный, безветренный, рыба любит такую погоду, гуляет на глубине в поисках пищи. Изредка на Оби встречаются лодки рыбаков. Василий Игнатьевич подходит к каждой. Одним людям верит, лишь поприветствует, поинтересуется, как рыбка ловится, у других проверит улов – на одного человека не должен он превышать десяти килограммов. Ну а те, у кого-рыльце в пушку, издалека заметив райинспектора, быстренько выбирают сеть, врубают мотор, и через минуту и след их простыл.
– Вот так и работаем. Браконьер хвост покажет и был таков, – хмуро сказал Василий Игнатьевич Кириллу. – Мне за ним не угнаться. У него мотор на лодке тридцатисильный стоит, а у рыбоохраны – двадцатисильные.
– Как же так работать? – удивился Кирилл. – Почему тридцатисилки вам не дают? Вредительство какое-то...
– Вроде бы так, а вроде бы и не так. Дают и не дают одновременно. Тут, брат, мезги набекрень полезут, если разбираться. Но я все-таки разобрался. Вот послушай. Разрешено ли инспекциям рыбоохраны приобретать в торговой сети для своего транспорта тридцатисильные моторы? Да, разрешено, но только по безналичному расчету. А по безналичному расчету торговая сеть «Вихри-30» не отпускает. Почему? Потому что «Вихри-30» пользуются спросом у населения – и у браконьеров в том числе, – а платят-то наличными. Опять вопрос: если появятся более сильные и более совершенные моторы и «Вихри-30» перестанут пользоваться спросом у населения – торговая сеть согласится отпускать рыбоохране тридцатисилки? Ответ: да. Но тогда на кой ляд они нам нужны?
– Прямо как сказка про попа и собаку.
– Во, во, в точку попал. Только забавляются сказкой этой не дети – взрослые дяди...
Василий Игнатьевич достал из «кармана» лодки небольшой бинокль и долго оглядывал изрытую солнечными бликами реку. Потом поспешно завел мотор, и «дюралька», прыгая на волнах, помчалась к противоположному берегу. Берег был затенен могучими ивами, нависшими над водой; если смотреть на него с реки, то едва ли заметишь скользящую по черной глади лодку. На это и рассчитывал райинспектор. Он почти вплотную прижался к песчаной кромке, заглушил мотор, и лодка поплыла по течению. Только теперь Кирилл далеко впереди заметил продолговатый предмет – лодку, а в ней – двух рыбаков. Судя по размашистым движениям, рыбаки выметывали сеть.
– Браконьеры явно, – наблюдая за ними в бинокль, как бы сам себе сказал инспектор. – Больно долго выметывают. Метров сто сеточка, не меньше. А для любительского лова разрешена сеть до двадцати пяти метров... Ты, пожалуй, сойди на берег, мало ли что у них на уме.
– Не, дядя Василий! Я с вами.
– Тогда гляди в оба. Чуть что – прыгай в воду.
– Ага.
Через несколько минут рыбнадзоровская лодка, укрытая густым ивняком, была напротив тридцатисильной браконьерской «Оби». Рыбаки, не видя опасности, спокойно покуривая, переговаривались.
Василий Игнатьевич резко дернул ремень завода, и «дюралька» вздыбилась норовистым жеребцом, помчалась к стремнине, отваливая, как плугом, водяные пласты. Браконьеры были, очевидно, воробьи стреляные. Ни секунды растерянности, замешательства. Один бросился отвязывать стержневой конец сети, другой сноровисто обернул вокруг диска завода ремешок. Но с мотором вдруг случилась неполадка: прострочив короткую пулеметную очередь, он тотчас заглох. Браконьер в сердцах швырнул на днище ремень завода, затравленно глянул на приближавшуюся рыбнадзоровскую лодку. Второй браконьер замер в раздумье, удерживая стержневой конец: бросать сеть или не стоит?
Лодка с райинспектором и Кириллом резко осадила, слегка протаранив корму «Оби». Василий Игнатьевич подхватил сеть за напловы, коротко приказал Кириллу: «Выбери». И только потом взглянул на лица браконьеров.
– Представляться не нужно, вроде бы знакомы, – сказал он, подтягивая за борт браконьерскую лодку. – С весны, если не запамятовали, четвертый раз. вас с поличным беру.
– Мы не запамятовали, – выплюнув в реку погасшую папироску, зло бросил браконьер, сидящий за рулем, мужик рослый, плечистый. – Как кость поперек горла, так и ты нам, инспектор.
– Василь Игнатьич, товарищ Сударев, ну, леший попутал, ну, провинились, – заюлил второй браконьер, щупленький, малорослый мужичонка. – Не все же штрафовать да сети отбирать, иногда и замечанием можно...
– Иногда беру грех на душу, прощаю, – отозвался Василий Игнатьевич. – Тех, кто впервые на разбойный промысел вышел. Думаю, совесть проснется. А вас простить никак не могу, потому как совесть вы давно потеряли.
– Товарищ райинспектор...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Повесть