– Как мыслишь?! Если у Горяинова не туда пойдет с выздоровлением?! Родители узнают, что ты лежал с ним в палате! Ничего?!
– Мама!.. – прошептал Горяинов
Денисов всмотрелся – кровати стояли почти рядом. Невозможно было узнать в лежавшем парня, которого он видел на цветной фотографии в Крестах – с выпирающими из-под пунцовых губ передними зубами, голубоглазого, с копной свалявшихся волос.
Горяинов зашептал снова, Денисов разобрал знакомую фразу:
– Не рви! «Не режь по живому, Малыш!..» – Он просил подругу не обрывать связывавшую их живую нить.
«Неужели у них проблемы?! – вспомнил Денисов брошенное Бахметьевым полушутливое. – Ты ближе к этому нежному возрасту, Денисов... А?! Неужели проблемы?!»
«Еще какие... – подумал Денисов, прислушиваясь. – Не надо считать, что у Горяинова или Момота их мало или они не так остры, как у ККК или инспектора, который ехал сейчас со мной в такси! Во внутреннем мире подростков они занимают столько же места, сколько и у взрослых...»
Абсолютная тишина лежала кругом, с тяжелой неподвижностью больничного стекла. В коридоре за окрашенной матовой дверью горел розовый неяркий свет, оттуда в палату усиленной терапии по стене вползала необыкновенно толстая под штукатуркой труба, похожая на анаконду.
«Когда парень начинает говорить про инструментальные ансамбли, – Денисов вспомнил Плиния, – отцов так и тянет к газете, у некоторых матерей в кухне сразу же пригорает лук...»
Он не позволил мысли о нравственном здоровье этих девиц и парней, в которых тяга к современным ритмам странным образом соединилась с мечтами о заброшенных архангельских избах, с «балдежом» в подъездах, с русской иконой, с желанием жить на собственные заработанные деньги. Все эти пять дней Денисов словно продолжал одну и ту же долгую турнирную партию – в этом был его собственный профессиональный почерк. Горяинов снова завозился, забормотал бессвязно:
– Прикуси! Чтобы я почувствовал: это не сон... Мочку уха! «Будет больно?!» Умоляю, Малыш! Верю боли, твоему стону... – Он бредил.
Денисов мог достать из-под подушки блокнот, но при тусклом свете, падавшем из коридора, все равно бы ничего не разобрал. Он вспомнил почти дословно:
«...Какие только мысли не лезли мне в голову за эти десять минут, пока она не появлялась, а люди выбегали из беспрестанно подкатывавших автобусов и бежали в метро...»
«...К утру все прошло. И совсем непонятно, отчего с вечера этот бессмысленный приступ ревности, тоска и слезы... В воскресенье для меня все кончится...»
Денисов знал почти все их наизусть. Он ясно представил, где все записано.
На другой стороне листа, против слов «К утру все прошло...», Денисов вписал гипотезу Бахметьева:
«Не пересеклась ли в поезде «Здоровье» линия «Анкудинова – Горяинов Дмитрий» с линией «Верховский Владимир – Анкудинова»?!
Вошла сестра. Она сделала Горяинову укол, который он не почувствовал. Дыхание больного стало размереннее: он спал. Сестра ушла так же неслышно, как и появилась.
«Записи эти все не малосущественны для дела, – снова подумал Денисов. – Почему Горяинов отошел от них, давая показания следователю?! Зачем пересказал историю Солдатенкова с черными полушубками?»
Денисов не знал, сколько он пролежал молча, вглядываясь в полоску лица Горяинова между бинтами.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Livejournal
LiveInternet
Блоги@mail.ru
Open ID
