Что руководит писателем, когда он берется за перо? «Властный духовный стимул передать другим людям то, что ты увидел, пережил, продумал, чтобы они полюбили то, что полюбил ты сам, и возненавидели то, что ты ненавидишь». Так отвечает на этот вопрос Вера Казимиров Кетлинская. Каждому из мае с юных лет знакомо это имя. Над страницами «Мужества» мы размышляли о смысле жизни, своем месте в ней; читая роман «В осаде поняли цену жизни.
И вот теперь новая книга – «Здравствуй, молодость!», напечатанная недавно в журнале «Новый мир». Это вторая часть романа «Вечер. Окна. Люди».
И вновь пишут Вере Казимировне совсем молодые люди. И, как всегда в письмах к любимому писателю, – вопросы, вопросы, вопросы: как относится Вера Казимировна к современной молодежи, к ее путям-дорогам жизненным; что посоветует она в трудный момент выбора пути... И, конечно, спрашивают, что будет дальше а книге. Ведь это не только судьба героики, комсомолки 20-х годов, реальная дорога юности самой писательницы, но и события тех лет, и люди, которые были рядом, и размышления о жизни... И почему писательница избрала такую форму повествования? Что это – документальный роман или хроника эпохи? Вера Казимировна Кетлинская. сегодня отвечает своим молодым читателям на страницах нашего журнала.
Видимо, для каждого писателя наступает время, когда ему хочется оглянуться на уже достаточно большой пройденный путь. Время бежит быстро. А что такое писатель? Это человек, воспитанный своей эпохой, своим поколением, людьми, которые его окружали, которые на него влияли, событиями, которые проходили через его жизнь.
Через жизнь нашего поколения прошли огромные события. И внутренние, и международные, и Отечественная война, и очень многое другое. И вот, возвращаясь в прошлое, я хочу через девочку, которую хорошо знаю, показать время и людей, меня воспитавших, душевный настрой моего поколения. Как мы жили, чего мы хотели, что нас сделало такими, какие мы есть.
Меня мало занимает вопрос о жанре этой книги, которую я для себя непочтительно называла «неведомой зверюшкой». Тут ведь сплелись автобиографические главы с очерками о наших днях, судьбы сегодняшние и давние, размышления о жизни и о своей профессии... Как всегда и бывает, писательская задача, содержание книги породили книжную форму. Могут сказать: в ней есть некоторая разбросанность. А разве в самой жизни все укладывается в железные рамки?
Сейчас я работаю над продолжением книги «Вечер. Окна. Люди».
Первая часть, которую я назвала «Здравствуй, молодость!», рассказывает о юности девочки, которая рванулась бы на любой комсомольский призыв – на дальнюю стройку, на целину, в авиацию! – но в те годы еще не было ни первых пятилеток, ни целины, ни массового развития авиации, а был нэп. И кое-кого засасывала нэповская стихия, манила «тихая пристань» после революционных бурь. Я хочу напомнить читателям небольшой эпизод из книги, эпизод, сыгравший в моей жизни большую роль.
«...Политехник Алексей пригласил меня в свой институт на концерт симфонического оркестра, после которого предстоял традиционный весенний бал.
Когда мы добрались трамваем до Политехнического, его прекрасный актовый зал с высоченными окнами был уже полон, все первые ряды занимали преподаватели и профессора с женами, но сразу за ними были наши места. Алексей свободно здоровался с самыми почетными профессорами, приветствовал по имени и отчеству их ясен, ему отвечали, как хорошо знакомому, и все с улыбкой оглядывали меня, пусть деликатно, мельком, но от этих взглядов я багрово краснела.
...Я наблюдала за тем, как рассаживаются и настраивают свои инструменты скрипачи, виолончелисты и другие музыканты, чьи инструменты я знала нетвердо... Я еще не приобщилась к симфонической музыке, хотя с детства привыкла к роялю и знала на слух много прекрасных фортепианных произведений. В том числе и сонаты Бетховена – Лунную и Аппассионату, мама играла их и дома для себя и на концертах. Но симфонию... Не скучно ли – один оркестр? И почему нет хора, хотя он объявлен в программе? Спросить Алексея или стыдно? Стыдно.
... – Вы знаете, – шепнул Алексей, наклоняясь ко мне, – тема симфонии: «Через страдания к радости».
Я кивнула – знаю. Ребяческая спесь! Ничего я не знала.
Дирижер поднял руки и проткнул воздух палочкой. Как в детстве, когда я вся напрягалась, чтобы не пропустить первых созвучий, возникающих из прикосновений маминых пальцев к клавишам рояля и рождающих чудо музыки, я напряглась в наивном стремлении сейчас, здесь, еще не освоившись с большим и сложным организмом оркестра, уловить это рождение и понять взаимодействие всех его голосов! Но первые же звуки заставили меня вздрогнуть от неожиданности, так они были завораживающе выразительны и сильны... Отлетели ребячество, самонадеянность, любопытство, над всем привычным бушевала буря, вторгаясь и в мою душу, я была уже не я, музыка забрала меня целиком и повела в незнакомый, мучительный, взрослый мир человеческого страдания, надежд, борьбы, отчаяния и просветлений, желаний и крушений.
Так уж подстроила жизнь – впервые знакомиться с симфонической музыкой, слушая Девятую! Я попала в положение несведущего новичка, без подготовки вознесенного на высочайшую из вершин, куда не каждый опытный альпинист сумеет совершить восхождение. И мне, как в разреженном воздухе вершин, сдавило дыхание.
Я отчетливо помню тот вечер, и безостановочную полноту восприятия, и свое ошеломление неистовостью чувств, которые несла музыка Бетховена на своих богатырских, на своих размашистых крылах...
Я старалась уловить в музыке, такой могучей и прекрасной, всплески боли, отчаяния, быть может, усталость, но сильнее всего я ощущала могучесть духа, здорового и веселого духа, все преодолевающего, способного вырваться из страданий к новой надежде, к радости жизни... Что бы ни было, он,
Человек, снова и снова оживает, радуется свету, небу, прелести лесов и полей, ищет любви и верит в будущее. И никакой покорности!.. Его не согнуть и не сломить, он идет навстречу буре и после самых тяжких ударов судьбы становится еще сильней.
– И я хочу так!
Оглушенная собственным странным желанием и в этот миг прозрения убежденная в том, что меня ждет судьба трудная, необычная, насыщенная страданиями и борьбой, что спокойствия не будет – да я и не хочу спокойствия! – я как-то забыла о том, что в короткой паузе перед последней частью симфонии на сцену тихо проследовал и выстроился за оркестром хор и вышли вперед с нотами в руках объявленные в программе солисты. Забыла ждать их выступления, и потому так потряс меня раскат низкого мужского голоса, в полной тишине воззвавшего: «О-о-о, братья, довольно печали!.. Будем гимны петь безбрежному веселью и светлой, светлой радости!» Хор поддержал: «Радость! Радость!» И это было только начало... Будто не сто лет назад, а сегодня кто-то молодой и революционный напоминал страждущим людям: «Все мы друзья и братья!» – звал их на бой за братство и свободу: «Встанем вместе, миллионы!..»
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.