Обладателем «безразмерного» голоса был мало кому известный Геннадий Трофимов, которого тогда пригласили в Москву.

– Удивительно даже, что он легко сменяет бас-профундо на самые верхние тона сопрано, незаметно и без всякого усилия, – говорит Рыбников. – На меня как современного композитора пение Трофимова производит большое впечатление еще и потому, что его голос надежнее и богаче любого инструмента. Главные партии «Звезды и Смерти...» он исполнил первым потому, что даже опытные певцы не пытались преодолеть регистровый «звуковой» барьер, вернее, не верили в плавные переходы. Для Геннадия не существует границы в условной певческой градации. Столь многоликий голос (три октавы) – большое приобретение для поиска новых выразительных средств. Все главные мужские партии я писал в «ключе» Трофимова, с расчетом на его голос.

Сейчас существуют три версии «Звезды и Смерти...»: в театре, кино, на грампластинках. Когда Рыбникова спрашивают, какая ему больше нравится, он не раздумывает: конечно, в грамзаписи. И опять он связывает успех с именем Трофимова. Сначала доверили ему спеть партию Смерти. Геннадий создал зловещий, саркастический образ. А актера на роль Хоакина так и не нашли. «Может, попробуешь?..»

Попробовал – и сообщил единство всей пластинке.

– Вдвоем с Алексеем Рыбниковым разрабатывали фонограмму, – вспоминает Геннадий, – ведь сложность была в том, что вокальные партии исполняли драматические актеры. Им буквально пришлось начинать с «азов» – одно дело, когда играешь в драме, другое – в мюзикле. По праву автора Рыбников работал с музыкантами группы «Рок-ателье», добиваясь сходства с партитурой, я же обучал пению.

Певец Трофимов начинал в театре свою «карьеру» с артиста ансамбля «Араке», позже – «Рок-ателье». В «Юноне» и «Авось» он сыграл дирижера. а в «Оптимистической трагедии» – эпизодическую роль кайзеровского офицера.

И все-таки не эти спектакли предмет разговора, рассказа, ибо Трофимов состоялся как новый тип исполнителя, который наиболее выражает себя в студийной обстановке. Его не смущает отсутствие непосредственного контакта с публикой и вместе с тем не сковывает мысль о незримой, но поистине безграничной аудитории. Он владеет спецификой игры для записи: способен сохранить цельность трактовки даже при воспроизведении текста фрагментами, как это было при записи партии Николая Резанова в «Юноне» и «Авось», входить мгновенно в образ. «Не секрет, – замечает Рыбников, – драматический дар и вокальная техника у многих исполнителей не всегда сочетаются с эстрадной гибкостью и актерским мастерством. У Геннадия есть качества как оперного, так и эстрадного певца».

Но почему Трофимова чаще можно встретить в студии, чем в концертном зале? Ответ простой. Подобно скульптору, годами отшлифовывающему мельчайшие детали статуи, или кинорежиссеру, снимающему все новые дубли. он может подолгу повторять варианты. делать выбор между ними, пока не добьется удовлетворяющего его результата. Чуткий к акустике, с абсолютным музыкальным слухом, он мастерски использует пространство, преобразуя тембр, динамику, изменяя атаку звука, вводя отдельные звуковые планы.

Электронная техника открывает беспредельные возможности, вносит свежесть в инструментовку. Так, машины компьютерного поколения могут запоминать и извлекать из тайников ЭВМ все «кирпичики» здания музыкального произведения, все тембры. Сейчас музыка вышла на такой этап, когда в ней происходит взаимопроникновение различных стилей и направлений: джаз соседствует с академической музыкой, традиционная форма – с новой.

Нагляднее всего это выражено в «Звезде и Смерти...», в «Юноне» и «Авось». Например, незатейливая песенка «Шиповник» – с привычными оборотами – в новой электронной среде акустически так расцвечена, что получает необычную звуковую окраску. Геннадия привлекают чистота и благородство мелодических линий – в этом находят свое продолжение традиции Чайковского, Рахманинова. Ему как исполнителю также импонируют современные ритмы, рожденные синтезатором.

Однако Трофимов против того, чтобы возможности техники использовались лишь для создания эффектов в угоду развлекательности. Он стремится приблизиться к образцам серьезной литературы, изобразительного искусства и музыки. Его репертуар не богат количественно. Исполнять нужно только то, что духовно обогащает, нравственно и эстетически воспитывает, считает он. Не без удовольствия записал он цикл песен Е. Крылатова на стихи Е. Евтушенко в фильме «И это все о нем».

А сейчас заканчивается запись новой музыкальной драмы Э.Артемьева «Преступление и наказание», где Геннадий исполняет партию Раскольникова.

– Мечтаю спеть цикл шекспировских сонетов композитора Румянцева, сделать вокальные аранжировки старинных русских романсов и народных песен, – делится планами Трофимов. – Главное для меня – поднять те народные пласты песенного творчества, что, к сожалению, мало затронуты, но представляют настоящий клад и для вокалиста и для композитора.

Им подмечено, что в устном народном творчестве ритмика может варьироваться по усмотрению исполнителя, а высота звуков порой не укладывается в привычную нотную запись. Это дает возможность исполнять одно и то же произведение по-разному, импровизируя. Геннадий намечает создать ряд композиций и выйти с ними на сцену. Одна из них готова – это «Кукушка» на стихи Флора Васильева, в которой он использует приемы народного пения.

– Кто бывал в лесу, наверное, обращал внимание, слушая кукушку: голос птицы то приближается, то отдаляется. И всякий раз ее «ку-ку» звучит иначе. Я и пытался передать эти интонации в натуральном строе человеческого голоса, которые невозможно передать на клавишных инструментах. Кстати, это давно применялось у древних славян в плачах, причетах, выкликаниях, когда народные певцы предпочитали нейтральные и плавающие интервалы, почти забытые сегодня, – дает комментарий к своей композиции Трофимов.

Здесь же, кстати, он вводит принцип антифонной подачи звукового материала – своеобразную пространственную перекличку голосов, которая поныне сохранилась в хороводных песнях Закарпатья, оленеводов Севера. Так фольклор становится частью его исполнительского стиля, его языка.

Да, Трофимов – студийный певец, прослеживающий в тиши звукозаписывающих приборов сложные перипетии человеческих судеб, воздающий должное злу и защищающий добро. Но это, как точно выразился Эдуард Артемьев, не начало поиска себя в искусстве как личности – личность уже состоялась.

И талант о себе заявит.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.