Вариант № 2 – на левом берегу Пура. Крутась недоволен.

– А где я карьер возьму? – демонстративно и громко вопрошает он.

Взлет. Оппенгейм (мы весь день видим только его спину) поместился в кабине и, судя по редкому послушанию пилотов, прекрасно исполняет роль штурмана. Честно сказать, в самом начале, услышав про «кабинетные изыскания» свердловчан, я подумал что-то не совсем лестное. А сейчас выясняется: все точки, выбранные по карте, оказываются на своих местах, мы садимся на больших сухих пространствах. И вообще Оппенгейм, больше десяти лет отшагавший изыскателем, считает свои квадраты, с которыми он не расстается, с необыкновенной точностью.

Вариант № 3. Крутась выпрыгнул из вертолета и даже ногой притопнул: хороша площадочка!

– Но здесь же город!

– Город там, – махнул в сторону представитель института «Фундаментпроект» Коробов. На будущей площадке города (Уренгоя? Ягельного?) он исследует поведение мерзлоты. Послушали бы сторонники буколической тишины, с каким удовольствием все здесь употребляют это скучноватое в общем слово – . «город»)

– Город – на сто тысяч! – сообщает Коробов.

– Не задеть бы город! – озабочен Овчинников.

А на базе пока всего несколько бараков, населения человек сто. Аэродром? Вертолетная площадка, по углам – бочки с буквами «Ф. П.». Мол, чья база? «Фундаментпроекта»!

А площадка № 3 великолепна. В каких словах описать сине-зелено-хрустальную тишину? Прозрачность талых вод? (Мюллер зачерпывает фуражкой и пьет.) Искристость снега? Шальной хохот белой куропатки, одуревшей от солнца, не заходящего 24 часа? И само солнце, как красный корабль, плывущий по горизонту? Бледно-зеленые кружева ягеля? Сладкую терпкость перезимовавшей брусники? И надо всем – теплый ветер тундры, по которой стремительно проносится весна.

А гипы стоят по колено во влажном сугробе, окружив Коробова. Только доносится:

– Термокарст... Песок... Распредустройство... Мороэобойные трещины...

В тундре – удивительная весна. Даже дискуссии умолкли на какое-то время. Все вслушиваются в шепот тундры.

Оставим пока гипов на площадке между Седэ-Яхой и Веренга-Яхой. И улетим в Надым. Мы были в нем в тот жаркий, душный, пыльный июньский день. Никогда еще этот знакомый и растущий город не производил на меня такого тягостного впечатления. Просто потому, что я помню Надым таким, каков сегодня Ягельный. И думаю, что Ягельный может повторить судьбу Надыма...

Мы шли через улицу в облаке пыли, а точнее, грязного, размолотого шинами песка, взметенного проходившим грузовиком. Сапог уходил в эту пыль – до половины голенища. Тонкая корочка живой природы в Надыме содрана, и город словно медленно погружается в песок. Ведь это не Сургут, окруженный лугами, щедро дарящими столице Приобья свой изумрудный дерн. В Надыме не растет трава, а ягель пересадкам пока не поддается.

Когда видишь Надым, теперь поражаешься не героизму его строителей, а мужеству его жителей. Пить, есть, спать, дышать, жить пополам с песком – для этого мужество требуется немалое.

Я видел один из проектов будущего города. Он расположен между "двух рек, на красивом (и открытом всем ветрам!) поднятии. Дорога, поток автомашин обогнет жилые кварталы, в сердце которых останется нетронутое «парковое» пятно... Не хочется оказаться мрачным пророком, но боюсь: пока построят дома, пока они преградят путь вездеходам и тяжелым грузовикам (а первыми сюда придут именно вездеходы и тяжелые грузовики!), те сумеют в поисках кратчайшего пути на промбазу стереть с лица тундры нежный мох, давший имя точке. И не станут ли звать наш Ягельный Пескоградом?

Хотелось бы, чтоб в проектах и практике была ликвидирована любая возможность смертельно ранить тундру. Быть может, следует определить зоны, где уже СЕГОДНЯ стоит закрыть дорогу транспорту?

Но мы летим. Оппенгейм и Мюллер ведут лишь им одним слышный разговор. Тычут по очереди карандашом в карту. У Мюллера воинственно поблескивают очки, кепка повернута козырьком назад.

– Нет! Нет1 – энергично возражает Оппенгейм.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.