Альберт Галеев

С тех пор я часто приезжала в Сибирь. И в каждый свой приезд узнавала о переменах в жизни Галеева. Вот хроника их за пять лет.

1963 год. Защита диплома в Новосибирском университете. В научных журналах появились публикации работ А. Галеева, выполненных совместно с доктором физико-математических наук Р. Сагдеевым. Профессор Оксфордского университета приезжает в Новосибирск для консультации с Галеевым (так и говорилось в письме из Англии).

1964 год. Защита кандидатской диссертации. Тема: «Неустойчивость неоднородной плазмы».

1965 год. Альберт Галеев — участник международной конференции по управляемому синтезу в Англии. Доклад «Удержание плазмы в пробкотроне (ловушка Будкера)» самого молодого участника конференции вызвал большой интерес ученых мира.

1966 год. Галеев в Триесте, в Международной школе физиков. Сам учится и учит других. Потом чтение лекций в Италии.

1967 год. Стокгольмская международная конференция по управляемым термоядерным реакциям и физике плазмы. С докладом выступает Альберт Галеев.

В этот год Галеев стал доктором физико-математических наук. В двадцать семь лет. Друзья отметили событие весьма торжественно и не без юмора: подарили... «штанишки вундеркинда» — нечто вроде переходящего диплома института. Фамилия предыдущего владельца — Александра Скринского — была зачеркнута, и написано: «Галеев». Алик стал самым молодым доктором наук в институте.

Ну, а как комсомольская работа? Не оставил ли ее Галеев? Нет. Если в 1963 году он был секретарем комитета института, то сейчас он, оставшись в институтском бюро, избран и в бюро райкома и обкома ВЛКСМ Новосибирска.

Кто такой физик? Это прежде всего тот, кто занимается делом, совершенно непонятным для всех нефизиков. Это тот, кто всегда стремится к истине и никогда не достигает ее. Ибо все, что ученые узнают, — только какое-то приближение к истине.

Как же работают физики? Как все естествоиспытатели. Пробный камень знаний и единственный судья их истинности — опыт. Настоящему ученому необходимо воображение, чтобы за ничтожным намеком опыта увидеть нечто значительное. Этот процесс воображения настолько труден, что физика разделилась на две области: экспериментальную и теоретическую.

Алик Галеев — теоретик. Теоретик по складу ума, с ярко выраженным физическим мышлением.

Как-то я сказала Сагдееву, что все-таки рано по возрасту защитил Алик и кандидатскую и докторскую.

— Нет, нормально, — лаконично ответил Сагдеев, — Доктором он мог стать даже раньше: у него была очень приличная работа, сделанная в продолжение темы кандидатской, но Алик не захотел и начал совсем новую, очень интересную работу. Это отняло у него года два. Она-то и была представлена на соискание премии комсомола.

— В чем же суть этой работы?

— Галеев вскрыл некие мелкие эффекты высокого порядка...

— ?

— Ну, он нашел поправки к уже известным ранее выражениям времени жизни плазмы, учитывая многие новые эффекты неустойчивости...

— ?

Сагдеев минуту думает. Этот удивительно деликатный, вежливый, тонкий человек искренне хочет помочь мне разобраться, но требовательность ученого не разрешает ему упростить задачу, огрубить ее, а значит, и несколько отступить от истины.

— Галеев решил некий класс математических задач о временах жизни плазмы в ловушках, — наконец говорит он. — Задачи эти были поставлены, но никто их не мог решить. Казалось бы, сама по себе задача простая, но было много математических трудностей. Широкой публике этого не объяснишь. Даже физикам, работающим, скажем, в смежной области, многое останется непонятным. Еще года три назад в физике плазмы все обстояло гораздо проще. Тогда можно было сказать: «Кто-то увеличил температуру плазмы на столько-то градусов, а в этой лаборатории увеличили в десять раз время ее жизни». А сейчас в науке о плазме идут работы, связанные со столь тонкими эффектами, что просто не за что ухватиться, чтобы объяснить их популярно.