«Звонари-пономари»

Как все-таки просто вести идеологическую борьбу. Не надо ни знаний, ни способностей, ни убеждений. Всех — в салопы, под машинку — и победа обеспечена! А журнал мод закрыть. Парикмахерские закрыть. Нечего там женскому полу делать. Пестрых тканей не выпускать.

И тогда можно спокойно посылать детей в школу. Они уже нигде не увидят непотребства. Учителей одеть в форму. Как при Беликове. Помните, был такой человек в футляре? Помните, он ставил под вопрос, можно ли женщинам ездить на велосипеде. Еще относительно недавно старухи шипели на первых физкультурниц. Я помню, как суровые блюстители нравственности вырезали прямо на улицах из входящих в моду широких брюк целые полотнища. Чтобы не ходили в широких. Потом духовные наследники этих нравоборцев стали вставлять клинья в узкие брюки. Чтоб не ходили в узких. Теперь, кажется, угомонились насчет брюк и взялись за прически.

Суровые нравоборцы всегда при деле. Им бы самим причесаться, побриться, костюм отгладить, рубашку бы постирать, ботинки почистить. Им бы сообразить, что на модный костюм меньше материала идет, стало быть, он дешевле. Им бы заметить, что женщины не похожи друг на друга, что глаза у них разные, и овал лица, и цвет волос, и даже, прошу прощения, фигура. Одной просто необходимо ходить на высоком каблуке, а другой на низком. И все это — их личное дело. Но нравоборцы ленивы и злы. Оттого, что ленивы, они злятся, а оттого, что злы, ленятся.

Тем не менее жизнь идет вперед. И мода — это мода. И нечего кричать, что она идет с Запада. Обезьян везде хватает, не о них речь. А если какой красивый фасон изобрели на Западе, милости просим.

А дальше будет еще ужаснее. Звонари-пономари даже не подозревают, какой могучий удар наносит им Большая химия. Через год-два цвета будут яркие, чистые. Чулки — тончайшие — не увидишь! Эти крамольные нейлоны, нерлоны, лавсаны, поролоны, меха, шерсть. Туфли на иголках, на шпильках, на подставках, без подставок. Носи — не хочу! А парфюмерия какая появится! Стойкость невообразимая. А украшения, а лаки-краски]..

Плохо ли?

Неужели плохо?! Неужели не надо всего этого? Неужели не надо веселых зданий, легкой мебели, ярких одежд, красивых причесок? Неужели так всю жизнь и сидеть сычами и наблюдать: не перекрасил ли кто ногти, и не завысил ли кто юбку, и не слишком ли кто рыжий?

В «Бане» Маяковского одна девушка жалуется, что ее уволили со службы за то, что она красила губы. Женщина из будущего удивлена:

— Кому красила?

— Себе.

— А им какое дело?

Милые ханжи! Чего вы негодуете? Вам же никто не красит губ, никто вам насильно не делает причесок, никто вас не душит духами, и никто не надевает на вас модных туфель. Только не шипите на молодых людей за то, что они молоды. Все это уже было. Уже Кабаниха рычала на Катерину. Уже Беликов помер от страха. Уже старухи отругали первых наших физкультурниц. Уже широкие брюки победили узкие. Уже узкие победили широкие...

Но, кроме всего перечисленного, была, есть и будет большая жизнь, с большими проблемами, с огромными задачами. И достоинство человека определяется степенью участия в этой жизни.

А те люди, которые, кроме прически, ничего не видят, они сами мало чего стоят. Это в равной степени относится и к ультрамодным обезьянам и к тем, кто взял на себя ханжескую обязанность сообщать по инстанциям, у кого какая длина юбки, ширина брюк, интенсивность прически и высота каблуков.

Если пионервожатая любит своих питомцев, если им с нею интересно, если ее знания увлекают, если она с ребятами правдива и справедлива, она вызовет их уважение, и даже прическа ее покажется им красивой, если у них будет время ее заметить.

Но когда наставник заставляет питомцев переписывать свои безграмотные доносы, ничего, кроме тупой покорности, он вызвать не может, даже если одет он в скромный армяк.

Потому что на внешний вид надейся, а сам не плошай.

А чтобы точнее сформулировать свою точку зрения, скажу: я предпочитаю модно одетого и красиво причесанного человека, который хорошо делает свое дело, серому ханже, который разводит демагогию вместо того, чтобы выполнять свои прямые обязанности.

Мещанская ограниченность в самом своем существе противостоит передовому мировоззрению, потому что требует застоя, тихой заводи. Прическа прической. Дело не в ней. Дело в том, что ни один противник этой несчастной прически ни словом не обмолвился по существу дела. Нравится ли ему, как работает сфотографированная в журнале пионервожатая, или не нравится? Есть ли у него соображения на сей счет или нет? А ведь, кроме фотографии на обложке, в журнале помещена целая статья о работе девушки. О работе! О том самом действии, которое довольно часто упоминают авторы писем. Так неужели же они упоминают слово «работа» только для треску, а сами даже не интересуются ею? Выходит, что так.

И в этом заключается мещанская сущность ханжества! Ханжа занимается только внешним видом. Он устраивает свои действа только вокруг внешнего вида. И при помощи плясок вокруг внешнего вида он хочет снискать славу передового право-борца. Ему нужна показуха. Он жесток и мстителен. Ему чужды доброта и снисходительность. Он добывает свой кусок при помощи беспощадной злости и придирчивой подозрительности. Он понимает, что внешний вид — единственное поприще, которое не требует ни знаний, ни размышлений, ни простой человечности. Он знает, что на внешнем виде можно построить себе карьеру. И, уж будьте уверены, он создаст такие шеренги, что ни одного лица не узнаешь! Даже ошибаться все будут одинаково. И уж попадись ему что-нибудь из ряда вон выходящее, портящее ему показуху, — он не остановится ни перед чем. Ему нужен застой. Так ему спокойнее. Так он чувствует себя на боевом коне.