Юрка мечтал о киноаппарате несколько лет, по книжкам изучал достоинства разных марок и мог подробно объяснить, чем японские лучше американских. Но купил он отечественный «Кварц»: на него хватило денег, а ждать дольше у Юрки не было терпения. Впервые «Кварц» работал на свадьбе нашего друга. Рядом стрекотал еще один аппарат, получилась вполне кинофицированная свадьба. Затем Юрка снимал московские улицы и пригород, а в отпуске — побережье Черного моря. Что получилось, пока непонятно: у Юрки сейчас нет денег на проектор, зато есть тетрадочка с записями, при каком освещении и диафрагме шли съемки. Он уверяет, что у него накоплен опыт.

Мы давно с ним не виделись: сначала виноваты были отпуска и командировки, а потом приехала Алька. Я не буду рассказывать, какая она, мое мнение слишком субъективно, но вот Юрка сказал, что она прибежала из книжек Грина. Он увидел Альку в последний день перед ее отъездом и сразу схватился за свой аппарат.

Он снимал, как она идет по улице, как стоит в очереди за пирожком, как ест его. Он снимал, когда она вбегала на лестницу и сбегала с нее, снимал, как она улыбается и как смеется, как бродит по аллеям парка и стоит, прислонившись к березе. Потом Юрка сел на скамейку, снял пиджак, завернул в него камеру, просунул руки с обратной стороны в рукава и начал менять пленку. Я сверху накинул еще свою куртку, чтобы пленка не засветилась. Это был» очень важно: ведь Алька уедет, и нельзя будет снять ее заново.

Снова стрекотал аппарат, ловя Альку в перспективе и крупным планом, Альку одну и Альку со мной. Потом мы привязали аппарат к дереву и пошли к нему втроем с очень независимым видом. И снова Юрка снимал Алику с книгой на скамейке и просто так. А я смотрел и думал: «Алька уедет, куплю себе проектор и экран, погашу в комнате свет, устроюсь в кресле, и передо мной опять будет Алька...»

Стемнело. Осталось семь метров неотснятой пленки. Юрка вздохнул: «Жаль, я завтра не смогу быть на аэродроме, фильм получится незавершенный».

По Юркинсму замыслу, надо было бы заснять, как Аля садится в самолет, как самолет улетает и еще самолет в небе. Мы решили, что с этой задачей могу справиться и я. Я повесил камеру через плечо. Альке явно хотелось, чтобы фильм был завершенный, наверное, все девушки любят сниматься. Иногда мне кажется, что даже «Бегущая по волнам» с удовольствием крутилась бы перед киноаппаратом.

Юрка ушел. Мы долго бродили вдвоем, бродили молча. Все было сказано раньше; мы знали: вполне разумно, что Алька уезжает, иначе нельзя. Потом Алька пошла спать, а я возвращался домой по пустынным улицам и думал: как хорошо, что скоро засну, а в жестяной коробке кинокамеры со мной останется Алька.

На площади Революции, в помещении Аэрофлота, где регистрируют пассажиров и принимают багаж, нам сказали: «Провожающих автобус берет, если остаются места, однако рейс полный, прощайтесь здесь, чего трястись в автобусе».

Никогда я не мог понять, откуда люди в конторах и магазинах, в столовых и на вокзалах точно знают, что должны делать те, кого им поручено обслуживать.

Мы встали в очередь на автобус, гадая, хватит ли для меня места; если нет, фильм останется незавершенным. Мы обсуждали наше положение, и тут оказалось, что рядом стоят мои знакомые. Во всех справочниках указано: Москва — многомиллионный город; но вот что в Москве можно не встречать человека годами и столкнуться с ним нос к носу в самый неподходящий момент, не написано нигде. Право, я тогда не годился для светской беседы. Но знакомые молодые супруги пришли мне на помощь, спросив, какой у меня аппарат. Я объяснил небрежно: «Кварц». Они спросили, как он работает, я ответил: «Отлично», — хотя знал, что Юрка недавно получил его из мастерской. «А мы будем покупать японский». Я одобрительно кивнул головой. Вот как удобно ходить с киноаппаратом: сразу есть солидная тема для разговора, можно отвечать, не думая, и прилично улыбаться.

Знакомые были абсолютно милы: они лишь три раза с искренним любопытством посмотрели на Альку. Главное, они сказали, что за углом есть автобус-экспресс, который возит кого угодно.

В экспрессе Алька вспомнила, что вчера не ужинала и сегодня не завтракала. Пока шофер задумчиво похаживай вдоль автобуса, Алька решила выпить хотя бы газировки, чтобы не погибнуть. Как всегда в таких случаях, в кармане не оказалось ни одной трехкопеечной монеты для автомата.

Алька разменяла гривенник у какого-то почтенного дяди, и он умильно смотрел, как Алька пила за стаканом стакан. А мне хотелось взять его за ухо и объяснить, что стоять и облизываться можно перед киоском с конфетами или около мороженого. Но ведь он ничего не поймет, даже если его стукнуть: он вполне приличный человек и никогда бы не смотрел так пристально, если бы не разменял монету.

Алька снова в автобусе. До Внукова сегодня почему-то совсем близко. В аэропорту мы решили спасти Альку от голодной смерти. На дороге к спасению стояла очередь. Но вот получены кофе и бутерброды, какой-то юноша уступил Альке место за столиком и отошел к окну. На световом табло вспыхнуло: «Производится посадка на рейс номер шестьдесят пять».

Провожающих на летное поле не пускают, но я сказал, что лечу, и поехал вместе с Алькой до самого самолета. Мои знакомые уже были там; мы еще раз мило улыбнулись друг другу.

Я достал кинокамеру. Я снимал Альку на фоне самолетов, я снимал ее издалека, и когда я больше не мог снимать Альку, я снимал своих знакомых, и они делали вид, что совершенно не замечают киноаппарата. Очередь исчезала в чреве самолета, и я опять снимал Альку. Ветер трепал ей волосы, и на лице стыла непонятная улыбка, а мне казалось, что я снимаю собственную беду.

Очереди больше не было. По трапу подымались Алька и какой-то мужчина. В дверях Мужчина оглянулся и что-то сказал ей, и Алька замахала руками, указывая на аппарат. Я повертел его и увидел: объектив плотно закрыт белым пластмассовым колпачком. Счетчик сообщал: пленка кончилась. Значит, зря прокручены все семь метров. Алька еще помакала руками и скрылась в самолете.

Самолет все не улетал и не улетал по каким-то своим самолётным причинам. Я пошел мимо круглых иллюминаторов, стараясь увидеть Альку, но вместо нее увидел знакомого. Он показал, что Алька сидит на другой стороне.

Алька храбро улыбалась с высоты. «Хороший кадр», — подумал я и удивленно заметил: мне совершенно безразлично, что он пропадает. Алька что-то написала на обложке журнала, я не мог разобрать.

Я стоял и смотрел на Альку в иллюминаторе. Она была здесь, и ее не было. Я уже ничего не мог оказать Альке, и от этого в горле стоял ком, и хотелось, чтобы самолет либо скорее улетал, либо оставался совсем.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.