В этот момент раздался треск мотора, и на полевом стане появился пионер Юрка, племяш агронома. Он всегда в горячие дни гоняет за связного на дядином мотоцикле.
— Погода! — заорал, не слезая с седла, Юрка. — Синоптики дали погоду. Егор Фомич вызывает всех бригадиров. Лев Григорьевич, садитесь!
Длинноногий Лева с огромным чертежом под мышкой шагнул на сиденье позади Юрки, и мотоцикл умчался.
Федерико снова заиграл на гитаре, Сашка тотчас же пристроился к нему со своим баяном.
Все ближе подступал вечер. Теплый парной воздух поднимался от вспаханной земли. Месяц разгорался все ярче на темнеющем небе. Вдалеке замаячил костер соседней бригады.
— Хорошая музыка, — вздохнул Степка Лузган. — Только без девчат она вроде бы какая-то неполноценная. Что вы скажете на это, хлопцы?
Мы ничего не сказали. Мы просто попрыгали в кузов Степкиной машины и через минуту уже мчались к главной усадьбе, а Сашка Губа и Федерико играли «Эх, яблочко, куда ты котишься?..».
Мы подъехали прямо к мастерской — там хорошая утоптанная площадка. На звуки гитары и баяна отовсюду слетелись девчата. И начались танцы.
— Что же это Лева так задерживается? Ведь с раннего утра начинаем сев, — забеспокоился комсорг Серега Красавин.
И мы вдвоем с ним отправились на поиски нашего бригадира. Впрочем, искать его долго не пришлось. В садике, позади медпункта, темнели на скамейке три фигуры. Мы с Серегой остановились у плетня.
— ...Вот и сегодня у Егора Фомича вы опять поссорились. Ну, почему вы вечно ссоритесь? Вы же настоящие друзья. Я ведь знаю.
Вслед за этими Катиными словами наступило долгое молчание. Только было слышно, как обиженно сопит Костя Бондарчук, да легкий ветерок доносил заливистые переборы баяна.
А потом раздался Левин голос. Он был какой-то непривычно тихий и задумчивый:
— Черт его знает, как это меня угораздило тогда проколоть сразу два колеса!.. Одна мрачная личность отдала мне без звука свое запасное и последнюю камеру. А потом этот шофер сам стоял... Это было на уборочной в пятьдесят седьмом...
— В пятьдесят восьмом, — сердито поправил Костя.
— А пурга? Как мы пробивались на станцию! — уже совсем мечтательно проблеял Лева. — Честное благородное, Катерина Ильинична, я бы напрочь отморозил уши, если бы эта мрачная личность не отдала мне свой тулуп с большим воротником.
— Это был вовсе и не мой тулуп, а Сашкин, — буркнул Костя.
Серега толкнул меня под бок: пошли, мол.
Мы тихонько отступили от плетня и вернулись к мастерской, где все еще продолжалось веселье. Тихая Вера и Леля Каретникова учили Федерико танцевать польку-тройку. Кубинец отплясывал напропалую — ловко отщелкивал каблуками дробь, кружил Веру и Лелю; их волосы и юбки так и разлетались.
Наконец явились Катя, Лева и Костя, они прямо с ходу включились в польку-тройку. Катя уперла одну руку в бок, другую, с голубой косынкой, подняла над головой, тряхнула своей золотистой гривой и пошла по кругу. Лева рассыпался перед ней мелким бесом, лихо кренделил длинными ногами, а Костя сзади, яростно топая, наступал ему на пятки.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Повесть. Продолжение. Начало см. в «Смене» № 5.