На охоте

- Прогнать молодняк, конечно, можно, - заключил Гошка, - вот только палы напортили, выгорело много. Погода - все вёдро и вёдро, насохло - беда: ни спички, ни окурка не брось... Завтра мамка будет рада, лапши с утятиной наварит. А Анютка, сестренка - она учится во втором классе, - вот будет прыгать! Перья из хвоста крякаша, знаете, с колечками, зеленые, наверняка в школу утащит, девчонкам показать. Ружье мне от отца досталось, бой у него - сразу наповал, и дробь - насквозь! Мамка ружье не разрешала брать, насилу уговорил.

Виктор Андреевич сидел на соломе, осторожно курил и молча слушал Гошку. Сияла полная луна. Взошла она недавно и казалась огромной. Сарай и скирда бросали черные тени. Вдалеке полыхали языки огня. Днем они были почти незаметны, а сейчас, в ночной темноте, ярко рвались вверх причудливыми зубцами. Весной на сибирских просторах палы часто тянутся на десятки километров. Горит нескошенная трава по кустам и околкам, горят высокое жнивье после комбайновой уборки, отава, что успела отрасти после раннего сенокоса, осока и камыши в болотах и возле озер, травянистые кочки. Палы продолжаются по нескольку дней, пока не прольет обильный дождь или огонь не дойдет до вспаханного поля, до зарослей, где еще держатся снег и вода.

После палов земля обтянута сплошным черным покрывалом, дымятся старые пни и муравейники. Но проходит несколько дней - и невозможно оторвать взор от яркого зеленого ковра с частыми медуницами, редкими подснежниками и сибирской купавой.

Виктор Андреевич с тревогой поглядывает на палы. До них километра два, однако ночью они кажутся гораздо ближе. И, словно угадав его мысли, Гошка меняет тему разговора:

- Сколько леса - мелкача погорит, прямо ужас! У птиц гнезда погибнут. А эти палы к нам идут, только там на пути канава, воду спускали с болот, не перейти огню.

- Будем спать, Гошка. Виктор Андреевич тщательно гасит окурок и закрывается плащ - палаткой.

- Вы меня разбудите, дяденька, - просит Гошка.

- Хорошо. Спи, орел!

Вскоре Гошка начинает похрапывать, а взволнованному охотой Виктору Андреевичу что - то не спится. Луна уже почти над головой. Учитель пытается уловить момент, когда начнет засыпать. Это его давняя привычка. Но назавтра он тщетно припоминает, какая мысль была последней, и не может вспомнить. Так случилось и на этот раз. Караулил, караулил последнюю мысль и уснул, не поймав и не запомнив ее.

Охотничий сон чуток. Вот послышалось легкое потрескивание, и Виктор Андреевич открыл глаза. Луна скатилась к западу, тянул предрассветный ветерок, а из - за околка на сарай и скирду надвигалась широкая лента палов. Огонь шел по высокой отаве кошенины. Шел медленно, к счастью, пока против ветра. Невысокие языки пламени в бледном сумраке кончающейся ночи были странно красивы и, казалось, не таили никакой опасности. Но старый охотник знал, чем грозят эти безобидные язычки, если они доберутся до соломы.

- Гоша! Гоша! Палы подошли! Вставай!

Гошка сел и торопливо протер глаза.

- Ну, язви их... - выругался он. - Чё же теперь делать будем? Тушить надо, дяденька, сгорит ведь перевалка.

- Беги скорей, руби молоденькие березки! - Виктор Андреевич поспешно достал из рюкзака топорик и сунул его Гошке. Тот соскользнул со скирды и побежал к околку. За ним торопливо шел Виктор Андреевич. Гошка уже срубил пяток березок.

- А вязать чем будем?

- Сейчас я обутки размотаю. -

Гошка быстро снял ремешки, которыми были подвязаны голенища. - Нате, вяжите скорее!

Виктор Андреевич, не мешкая, связал две метлы.

- А теперь, Гоша, в атаку! Забивай его, забивай! Не давай поднимать голову! - ободряюще крикнул он и ударил метлой по пламени.

Гошка старался изо всех сил, яростно хлестал по языкам пламени. После двух - трех ударов пламя гасло, для верности охотники сметали угли на паленое. На кошенине гасить было легко: взмах, удар, еще удар - и шаг вперед. Охотники медленно расходились в противоположные стороны. За их спинами оставалась черная полоса.