- Попру!

- Черт дернул меня связаться с тобой! От моего состава давай оттащим, а там я тебя не знаю и ты меня не видел. Усек?

- Наука! Не сразу усечешь, - усмехнулся Игорь.

- Что ж у тебя за брильянты в нем? Целых четыре пломбы - подумать только. А тяжесть-то! Ну бывай, браток, гляди, чтоб электричкой не зацепило. Темнело быстро. Словно черный занавес опускался на землю из непроглядной вышины, и ледяное дыхание его загустело сразу же в наступающем декабрьском вечере, пройдясь колючим ветром вдоль составов, вдоль заиндевелых рельсов, вспорошив спины сугробов. Издали, мутно обеляя тупик, бил прожектор, и в мерклом свете его, как в коловерти, крутило, взлохмачивало снежный водопад. Метров десять удалось протащить ящик волоком. Игорь чувствовал, как дрожали ноги от напряжения и в каждом виске колотилось по сердцу. Игра свеч не стоила - это было ясно. Несколько минут он стоял, привалясь к ящику, захлебываясь жаром, и почти физически ощущал, как уходит время. И вдруг еще далеко, у самого забора почти, показался человек. Он шел, высоко и неуклюже перекидывая ноги через рельсы, и порой нагибался, словно что-то отыскивал. Он словно не слышал нарастающего слева грохота поезда, и даже огненное око головного вагона, широким снопом плеснувшее далеко вперед, не прибавило прыти к его пингвиньей походке.

- Лукич! - что есть мочи закричал Игорь, разглядев старика. Но голос отшвырнуло назад грохотом электрички. Она мчалась мимо, в пяти шагах от него, стоглазо сверкая окнами, вихря под колесами снег, ошпаривая упругим ледяным напором ветра, и было слышно, как под ее тяжестью вздыхает земля. Старик пережидал по другую сторону.

- Отдал, значит, проводник груз? - подойдя и оглядывая ящик, сказал он, запорошенный весь снежной пылью.

- Выручил вот.

- Ну и дурак! Я б ни за что не отдал. - Старик пнул ящик, сплюнул под ноги. - Загубишь ведь ты меня, черт ошалелый. - И, выдохнув глубоко, нагнулся. - Хватайся!

- Ну нет, я за вас не собираюсь отвечать.

- Хватайсь, говорю! Ответчик нашелся. - Лукич обжег Игоря взглядом и крякнул: - Хэк! Ну, тронулись. Огромен был ящик, тяжел и неловок. Прошли с трудом шагов двадцать, а впереди был еще весь путь. Стояли, утирали пот снятыми шапками.

- Погубим себя, - угрюмо произнес Лукич, воротясь от ветра, - Ох, эта проклятая вечная спешка! Будто немцы у самой Москвы стоят. Тьфу! Игорь промолчал. Что мог он сказать Лукичу? Он знал твердо одно: невозможно опоздать с грузом к спецсамолету, немыслимо не доставить груз этот на место завтрашним утром. Сегодня, только сегодня.

- А ну-ка, берись! - взбодрился вдруг Лукич. - Да не тащи ввысь, на рельсу клади дном-то. Ишь, как по маслу пошло. Да не ярься ты, не ярься! Силы береги. Проворно заскользил ящик по гладкому рельсу, но не приходило к Игорю спокойствие. Он видел: не дотянет колея метров пятьдесят до забора, вильнет влево - и тогда каюк, не одолеть этой полсотни. Отдышались малость, и опять волоком ящик, только теперь не по рельсу, а по мерзлой земле, по снегу. Минут через двадцать к забору припали, проотдыхали еще одну электричку, овьюженную белым вихрем.

- Давай, тут рядом теперь, - хрипнул Лукич, отплевавшись. На одной ярости затаскивали ящик в кузов, сил оставалось, как у марафонцев перед финишем. А когда влезли в остывшую кабину, уронил старик на баранку голову да так и сидел минут пять, тихо постанывая, чуть вздрагивая телом. Потом глухо спросил:

- Сколько до самолета осталось?

- Час с небольшим. - Побарабанил Игорь пальцами по стеклу, а поторопить не посмел. - Как чувствуете себя, Прохор Лукич? Тот мутно взглянул на него.

- Я сейчас. - И, поморщившись, надавил на стартер. Не видать бы Лукичу, наверно уж, езды такой до самого конца шоферской жизни своей, недаром говорил: «50 км» - потолок для него, берегся на старости лет. А сейчас стрелка спидометра за семьдесят заваливала. Сидел он, сутуло подавшись вперед, словно хотел к дороге поближе быть, и необычайно строгое и торжественное было лицо у него, будто из металла высечено. Неслись мимо заснеженные поля, косматилась в свете фар поземка, и ровно, ласково пел разогревшийся двигатель.

- Рубашка на спине никак не просохнет, - угрюмо сказал Лукич, пошевелив лопатками. - Знобит малость. Приеду, ноги пропарить надо, а старухе велю чаю с сушеной малиной приготовить.

- Ругаете меня, Прохор Лукич? - Игорь подал ему зажженную сигарету.

- Разве в тебе дело тут... Ну вот и аэродром рядышком. Говоришь, к спецсамолету подать? Это мы мигом. А сам-то ты отошел ай нет?

- Мне ведь двадцать пять, Прохор Лукич.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.