– Как быть? – спокойно отозвалась мать. – Я с парнями да с Антоном на покосе страдовать стану. Ольга в выходной пособит, да и эти вон, Ленька да Галка... Малые у вас днем-то побудут, – обратилась она к тете Тине. – По-соседски выручишь, раз безвыходное положение... – Вздохнула, на отца поглядела. – А ты... Попросим Костю отвезти вас с Кланей туда на телеге. Еду приготовлю, все необходимое – тоже, и косы и грабли – все соберу. Маленько покосишь, сколько сможешь, и отдыхай – никто не гонит, не торопит. Станешь потихоньку сенокосничать. На ночь в дежурку спать попроситесь, пустят поди-ка, люди ведь, хоть и охранники. А уж в случае чего – девка к линии спустится, там не шибко и далеко, и возле линии по дорожке домой прибежит, не заблудится, и скажет, что и как...

Солнце светит спокойно, ласково. Свежий лист на липах да на березах нет да и переберет легкий ветерок, а осинник, почти вплотную подступивший к изгороди со стороны леса, дрожит мелкой, веселой дрожью, и листочки все повертываются то лицевой ясно-зеленой стороной, то серебристо-матовой изнанкой.

Трава высокая, ровная, реденько покрапленная желтенькой ястребинкой да розовой гвоздичкой. Лишь возле самой изгороди, то в одном месте, то в другом, растопырившись резным листом, взнимались из нее сочные медвежьи пучки – пиканы, из которых мы часто делали брызгалки или стреляли рябиной либо горохом, да морковник с папоротниковым листом- Подует ветерок, заходит, запереливается волнами густая трава, ровно ржаное поле, когда еще не народился колос, и листья пучек заголятся исподом... Красиво так кругом, удивительно! «Вот бы весь год так!» – подумалось мне тогда.

Из караульного помещения вышел солдатик-охранник, помог стаскать поклажу, ободрил, мол, все путем будет, все, как на параде!.. Сбегал в караулку, принес и отдал дяде Косте два письма, чтоб в почтовый ящик опустил.

Отец подрагивающими пальцами свернул цигарку, от угощения папироской отказался – чего, сказал, добро переводить? Покурил неторопливо, волнуясь отчего-то, проверил литовки, грабли, оселок – отбивать косы, на видное место, на столбик у ворот положил, попил квасу, покряхтел, на руки поплевал – для разгона – и сделал взмах!

Я прижала руки к груди, не мигая, даже вроде и не дыша, глядела на отца. В глубокую ложбинку его исхудавшей шеи спускалась темная косичка вспотевших волос. Взмах косы был еще не широкий и не уверенный. Отец часто перебирал дрожащими руками литовище и сжимал его так, что пальцы в суставах белели, а жилы напрягались. Но и шаг и взмах литовки постепенно обретали уверенность и силу. Я переживала, как бы папка не упал – голова закружится или силы вдруг кончатся, смотрела на него неотрывно, готовая кинуться к нему, однако и от караульного помещения не отходила, чтоб позвать на помощь, если что...

А отец все взмахивал литовкой, все переступал, все отдалялся, и только рубаха не надувалась на спине пузырем от ветра, как бывало, а намокла от пота, потемнела и облепила выступающие лопатки, затрудняя движения.

Закуковала кукушка. Я напряглась зрением, хотела различить ее в зелени листвы, но так и не увидела. Восемь годов она нагадала папе моему, восемь раз прокуковала. Я огорчилась: «Как мало!» Но не успела я задуматься печально, как тут же закуковала другая, потом третья! Счастье-то какое!

На сухом месте, недалеко от ворот изгороди, я раскинула полушубок, припасенную рубаху сверху положила, чтоб отец потом переоделся, кружку с квасом рядом поставила и не знала, чем лучше заняться. Цветов хотела нарвать, чтоб букет поставить, но тут асе отдумала: куда его, букет-то, ставить? Охранникам в дежурку, наверное, не полагается, до дому завянут. Пошла вдоль изгороди и обнаружила много земляничника, невидного из-за высокой травы. Ягоды, ничем не потревоженные, все крупные, налитые. Быстро набрала полную кружку и, когда отец пришел отдыхать, сделав без передышки прокос вдоль всей изгороди, из конца в конец, лег на полушубок и, опершись на локоть, хотел оглядеть свою работу, но увидел ягоды, удивился и похвалил меня. Он взял несколько ягодок в рот, раздавил их языком и не сразу проглотил.

– Вкуснее никакой другой ягоды нету! С малолетства люблю! Хоть с молоком, хоть с чаем, хоть с хлебушком, хоть так вот. – Поговорил еще немного, повспоминал, лег на живот, устроил голову на руках и затих. Я пожалела, что он не переоделся в сухое, подложила на спину под рубаху полотенце, а чистой прикрыла ему голову, чтоб не напекло. Оглядела спящего отца, затем взяла другую кружку и опять отправилась по ягоды.

Снова полнехонькая кружка ягод, с высокой шапкой. Я осторожно постучала в дверь дежурки и, когда она открылась, протянула кружку с ягодами молодому охраннику. Он сильно обрадовался! Как парнишка! Отказываться было начал, но не устоял, принял ягоды и поблагодарил. Я, тоже очень довольная, попросила освободить кружку, взяла ее, окрапленную изнутри ягодным соком, и быстро ушла, даже оглядеть помещение не успела.

На другой день время шло в радостном, привычном труде. Отец косил, я ворошила сено граблями, сухое стаскивала в копны. Перед обедом отец сменил потную рубаху, после еды часа полтора поспал и опять за дело.

Охранник на посту был другой, поначалу отчего-то проявил недовольство. А потом, сменившись, даже косить было взялся, но литовка то и дело запиналась носком, парень смущался, нервничал. Папа понаблюдал за ним недолго и спокойно, необидно сказал:

– Поначалу у всех так. Привычка нужна, сноровка. Я выкошу. А ты после, когда сено в зарод метать надо будет, если время позволит, дак подсоби. Девка мала еще для такой работы, а одному несподручно. А выкосить я выкошу. Мне эта работа глянется...

Охранник согласился, ушел к себе.

К вечеру отцу вдруг стало хуже. Мы с охранником положили его на полушубок в дежурке. Он лежал, тяжело дышал, покашливал, то задремывая, то вздрагивая от скрипа ли шагов охранника, от приглушенного ли расстоянием и зеленой природой шума проходивших по линии железнодорожных составов.

А ночью отец несколько раз принимался командовать машинисту маневрушки или Кузьмичу: на каком пути собирать состав или куда, в какой тупик ставить ледники... Я прикладывала к его разгоревшейся голове мокрое полотенце и подавала вместе с питьем капли датского короля.

Дежурный несколько раз выходил из своего помещения к нам, в сенцы, где на топчане, на казенном матраце, уже укрытый полушубком спал отец, а я лежала на полу у стенки, на травянистой подстилке, боясь уснуть, боясь, чтоб не умер отец...

Дежурный участливо спрашивал, не надо ли чем помочь, может, вызвать по телефону «Скорую помощь» и отправить отца в больницу.

Отец, заслышав разговор, просыпался и поспешно просил:

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.