Подцепил на сухарь скользкий кусок тресковой печени и аппетитно чмокнул.

Ленька Кобликов страдальчески сморщил лицо. Есть ему хотелось, но он знал, что не проглотит и грамма печени, залитой рыбьим жиром. Стойкое отвращение к этому продукту было у Леньки с детских лет. Заботливая мама-врач заставляла сына каждое утро глотать противную, вонючую до рвоты, жирную желтую жидкость. Слезы бессильных протестов не могли остановить руку, подсовывающую ко рту Леньки щербатую алюминиевую ложку, от которой било в нос нестерпимым запахом.

Повертев в руках банку, Ленька отдал ее Забаре.

— Возьмите, я эти консервы есть не могу.

Остап взял банку, и лицо его подобрело.

— Погоди, — остановил Гнеушев. — Ты, Кобликов, эти телячьи деликатности брось... Святым духом будешь пять дней питаться? Эдак ты и рацию не осилишь таскать...

— Не могу я рыбий жир, товарищ старшина... Честное слово, не могу! — Ленька приложил к груди грязную руку, и губы его смялись в страдальческую улыбку. — Вытошнит меня...

— Да что вы, товарищ старшина, к нему причепились, — вступился Забара. — Не может же человек утробу насиловать... Я ему половину сухарей отдам и брынзы... Брынза, она сытная...

Гнеушев махнул рукой и снова подумал, что радиста капитан Епанешников навалил ему нестоящего. Печень трески он, видите ли, кушать не может. К ночи, глядишь, пуховичок у командира разведгруппы попросит. Небось, мамаша его учила, что на сырой земле вредно спать... Комедь!

Небо прочертила ракета, взлетевшая километрах в двух из-за береговых западных сопок. Вскинулась ненужной звездочкой в свете солнечного дня и сгорела, оставив длинный хвост. Потом в той стороне, где находился перешеек, просыпался дробный перестук пулемета.

Пологий склок сопки, где в седловинке притаились разведчики, медленно стекал к середине мыса. Там, хорошо видимое, протянулось кочковатое болото с круглым, будто обведенным циркулем, озерком. Из него на запад уходил ручей. Темный, без веселых извилин, опушенный по берегам плотным ёрником — зарослями путаной полярной ивы. Километра на полтора ручей просматривался из седловинки, потом заворачивал в распадок между сопками.

За лощинкой горбатилась каменная гряда, полукругом опоясавшая подходы к бухточке на западном берегу мыса, куда, по сообщениям авиаразведки, шныряли катера из норвежского рыбачьего поселка.

Ракеты и непонятная стрельба насторожили командира группы. Инстинкт, чутье опытного разведчика подсказывали, что ракеты егеря пускают не зря. Из пулемета им тоже вроде палить ни к чему.

«Ладно, раскумекаем в полмомента все задачки», — думал Гнеушев, прикидывая, как пробраться к бухточке. Напрямик, по пологому склону, где тебя будет видно за километр, где у егерей наверняка посажены и секреты и наблюдатели, не пройти. Нацеливаться надо было на ручей, что тянулся от озерка к бухточке. Если и дальше, в распадке, по берегам ручья густой ёрник, то в сумерках или на утренней неясной зорьке, когда наблюдатели и секреты клюют носами, там можно, пожалуй, проскочить к бухточке. Идти надо парами — но обоим берегам ручья. Это уже завтра. Пока надо прогуляться до озерка и разобраться, кто татакал из пулемета в стороне перешейка.

— Я к озерку попробую пробраться, а ты, Докукин, двигай к перешейку. Лыткин и Забара останутся здесь для наблюдения и охраны рации. Сидеть тихо и без надобности не высовываться. Чую я, что какую-то пакость егеря соображают, — озабоченно добавил он.

Продолжение следует

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.