Победители

Юрий Рагозин| опубликовано в номере №1391, май 1985
  • В закладки
  • Вставить в блог

Военная повесть «Смены». Война. Победа. Комсомол. Глава первая

«Наше дело правое — мы победим!»

И победили.

Поднимались врукопашную, шли на таран, когда кончался боезапас, закрывали грудью амбразуры, с гранатой бросались под танки, вызывали огонь на себя, шли на смерть ради жизни... Потрясенный мир склонял голову передl подвигом советского солдата, сражавшегося с фашистской чумой, грозившей всему человечеству. Мир смотрел на него с надеждой, видел в нем освободителя. И солдат страны Советов исполнил свой долг; Его героизм беспримерен. Это был героизм патриотов, беззаветно преданных своей Родине, свято верящих в свою правоту и потому непобедимых.

Никто не хотел погибать. Но главное было не это. Главное было победить. Пусть даже ценой собственной жизни. Ценой молодости и нерастраченных сил. Непознанной любви и несбывшихся надежд. Ценой самого дорогого. Это была великая, ни с чем не сравнимая, ничем не заменимая плата за освобождение Родины. И это была ничтожно малая, крошечная вязанка дров, необходимая, чтобы развести гигантский костер Победы. Сколько их потребовалось, чтобы превратить его в священное зарево салюта сорок пятого года!..

Он не сомневался, что мы победим, но рассчитывать при этом еще и на то, чтобы остаться в живых, — это было необязательным условием. Быть готовым к смерти, знать, что после тебя, благодаря тебе останутся жить другие, — с этой мыслью было легче воевать. И умирать.

Многие годы спустя всякий раз, когда на экране телевизора он будет видеть старые кадры кинохроники — в геометрически идеальных колоннах маршируют вышколенные, плотные, как акульи зубы, ряды гитлеровцев, в которых взамен сломанных тотчас же вырастают такие же — страшные и, кажется, несокрушимые, — всякий раз он будет думать об одном и том же: какую же тогда мы сумели собрать в себе силу, какой же неслыханной крепости сжали кулак, что вышибли эти проклятые зубы из железной пасти фашизма, поглотившего половину Европы. И будет гордиться тем, что и сам был частицей этой силы, маленьким кровеносным сосудиком, по которому тоже текла горячая кровь к сердцу Победы.

С первых дней войны он рвался на фронт. Его долго не отпускали. Родом из мордовского села, в начале сорок первого года он приехал к брату в Загорск и устроился в ФЗУ. Тут уж скоро и июнь подошел, двадцать второе... Брат отвез свою семью на родину, в деревню, и сразу ушел добровольцем. Два других брата последовали за ним, а он, младший, остался...

В военкомате не поверили, что ему восемнадцать. Действительно, великаном он не был.

Ему сказали, чтоб не кипятился, не кричал, доказывая, что документы у него в порядке и свидетельство о рождении неисправленное; сказали, что придет и его черед; чтоб сначала окончил свое ФЗУ, а там уже видно будет.

Благо, что учебные программы сократили, и он вскоре снова явился в военкомат. «Будешь служить здесь, — сказали ему, — получи винтовку и ступай на завод. Будешь работать в столовой и дежурить по охране завода». «Винтовка — это хорошо, — подумал он, — но это еще только полдела. Братья там себе воюют, кровь проливают, а он тут, видите ли, должен прохлаждаться».

«Прохлаждаться» приходилось с четырех утра и до двенадцати ночи, но по сравнению с фронтом, считал он, это непростительно райская жизнь. Он работал поваром, кормил людей. Завод не останавливался практически круглосуточно, и еду готовить надо было тоже круглосуточно. Разграничений на завтраки и обеды не существовало; для одних обед был ранним завтраком, для других — поздним ужином. Вдобавок приходилось патрулировать по заводу, часами рыть землю — готовить огневые позиции, рубить лес.

Любому терпению приходит конец. Ну, хватит, однажды решил он, убегу. Договорился с товарищем бежать вместе. Это кому из Сибири до фронта добираться далеко, а тут — рукой подать.

«Опять ты!» — Его, изрядно надоевшего своим упрямством, в военно-учетном столе завода встретили без удовольствия. «Пришел сказать: если не отпустите — сбегу», — заявил он. «Спасибо, хоть предупредил, — грустно улыбнулся начальник отдела, вздохнул, что-то написал на листке бумаги, заклеил в конверт. — Держи. Видно, ничего с тобой не поделаешь... Можешь собираться. Но сначала зайди в военкомат».

На следующий день, когда его провожали, женщины плакали. «Убьют тебя», — приговаривали сквозь слезы. «Что-то не очень веселые проводы получаются, — подумал он, — этак и себя разжалобить недолго». «Кончай рыдать! — крикнул. — Я живой еще!» Ахнул шапку о снег: «Или грудь в крестах, или голова в кустах!..» Люди заулыбались. Ну, вот, улыбнулся и сам, теперь другое дело, можно ехать.

Поезд шел от Москвы к Волоколамску, вез пополнение из добровольцев в 33-й запасной артиллерийский полк. Война ступила уже во второй год, стоял декабрь. Он сидел у окошка, поглядывая на мелькавшие дома и деревья. «Может, последний раз вижу», — мысленно он прощался с Москвой. А Москва смотрела на него с болью и надеждой. Ей было очень трудно, но она верила в него, своего сына и защитника.

В Волоколамске, куда он прибыл, было слышно, как где-то вдалеке грохотали орудия. Война была рядом.

И стал он «богом войны» — артиллеристом, наводчиком. Изучил, противотанковую пушку ЗИС-3. Да не просто изучил, а полюбил, как живое существо. Замечательная была пушечка, удобная, легкая, полуавтоматическая. Если ровная дорога — ее и вдвоем можно катить. Скорость стрельбы — двадцать пять выстрелов в минуту.

Было ли ему страшно? Было. Очень страшно. Человек не может не бояться — таким его сделала природа. Храбрый не тот, кто безрассудно лез под пули, а тот, кто в самой жуткой, безнадежной ситуации не терял способность принимать решение.

На одной из встреч ветеранов войны какой-то генерал сказал: «Героям было не страшно». Тут же посыпались реплики: «Страшно, как и всем!..» Ведь это был ад. Трясешься и стреляешь!..

Он не стесняется такой откровенности. Да, кавалер четырех орденов Славы, орденов Отечественной войны первой и второй степеней, боевых медалей, он не стыдится сказать, что боялся. Не столько даже самой смерти, как, например, остаться в бою одному (а случалось и такое), когда нет возможности самому сориентироваться в обстановке, не с кем посоветоваться, не на кого положиться. Боялся того, что может не успеть поразить огневую точку или вражеский танк и те первыми сразят наши рубежи. Боялся и за свою пушку: как бы не задел ее немецкий снаряд, — потому что она была продолжением его самого, силой его и опорой. Как он вместе с товарищами из своего расчета о ней заботился, как берег!.. Как маскировали ее тщательно, сколько землицы, и рыхлой, и мерзлой, побросали, окапывая ее!.. И не подводила она, била без промаха, принимала на свою железную грудь осколки и пули, предохраняя бойцов.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Непокоренные

Военная повесть «Смены». Война. Победа. Комсомол. Глава третья

Дети войны

Военная повесть «Смены». Война. Победа. Комсомол. Глава пятая

Солдатская верность

Военная повесть «Смены». Война. Победа. Комсомол. Глава седьмая