Трость с секретом

Збигнев Ненацкий| опубликовано в номере №927, январь 1966
  • В закладки
  • Вставить в блог

— Может быть, он искал здесь что-нибудь?

— Если он искал деньги, то зря старался. Дела моего брата шли неважно, особенно в последние годы. Чтобы купить машину, он продал свои самые ценные вещи. Видите ли, в последнее время он много пил. О покойниках плохо не говорят, но, к сожалению, ничего хорошего о нем не скажешь. В конце концов, — махнула она рукой, — из квартиры ничего не пропало. А ведь вас интересует именно это, не правда ли?

— Зачем вы оставили соседке ключи от квартиры?

— Я предполагала, что на похороны приедет наша старшая сестра из Вроцлава, мы ждали ее до самого последнего момента. Сперва она приедет в квартиру брата, подумалось мне. На похороны уже не успеет, пусть лучше отдохнет и подождет нас здесь. Поэтому я и отдала ключи соседке. Но сестра не приехала. Сегодня получила от нее письмо: пишет, что чувствует себя неважно. Ничего удивительного: ей уже восемьдесят два года.

— У вашего брата было, наверное, много друзей и знакомых. Не заметили ли вы в их поведении чего-нибудь такого, что могло бы показаться странным?

— А, понимаю. Вы хотите узнать, не был ли тот незнакомец одним из друзей моего брата?

— Именно так.

— У брата было только два друга: адвокат Станецкий и пан Бутылло, торговец редкими вещами. Оба очень помогли мне на похоронах. Они были со мной на кладбище. Пан адвокат Станецкий взялся безвозмездно привести в порядок все дела моего брата. Он очень честный и порядочный человек. То же самое нужно сказать и о пане Бутылло. Представьте себе, что вчера пан Бутылло вернул мне шестьсот злотых, которые одолжил у моего брата. Человек менее честный не отдал бы их гроша в надежде на то, что о долге никто не знает.

— Значит, магистр Рикерт не вел никаких деловых записей? — озабоченно проговорил Генрик.

— Боже сохрани! — всплеснула руками старушка. — Чтобы к нему прицепился финотдел? Да он и не занимался большими делами, только посредничал в торговле антикварными товарами. Точнее говоря, помогал пану Бутылло.

— Это плохо, — огорчился Генрик и спросил: — Неужели пан Рикерт не вел абсолютно никаких деловых записок?

Она покачала головой, а потом погрозила ему пальцем:

— Уж больно вы прыткий! Я жила у брата по нескольку недель и не знала, что он действительно ведет заметки. Вчера и позавчера меня два раза спрашивали об этом адвокат Станецкий и пан Бутылло, потому что такие заметки очень помогли бы ликвидировать дела моего брата. Я им все повторяла, что брат не вел записей, и вдруг — на тебе! — оказывается, все-таки вел. Когда я узнала, что в квартире рылся кто-то чужой, я проверила тайники в секретере брата (у него был секретер с двумя потайными ящиками). В одном из них лежал старый, трехлетней давности календарик. Мне сразу показалось странным: зачем старый календарь лежит в тайнике? Перелистала его и увидела деловые заметки. Надо будет сегодня позвонить адвокату. Вдруг окажется, что еще кто-нибудь остался должен брату. Ведь не все такие честные, как пан Бутылло.

«Тепло, теплее, горячо!» — подумал Генрик, как бывало в детстве, во время игры. Старушка пристально поглядела на Генрика и проговорила:

— Может быть, вас удивляет тот фант, что я не заливаюсь слезами? Но, судите сами, человек я довольно старый. Брат был моложе меня на пятнадцать лет. Я успела уже привыкнуть к мысли о собственной смерти, и, хотя смерть брата огорчила меня, она не лишила меня самообладания.

Сухонькая старушка в черном почти утонула в кресле. На маленьком, сморщенном личике живо блестела пара черных глаз. Разговаривая с Генриком, старушка сверлила его взглядом, точно стараясь проникнуть в его самые сокровенные мысли. Ему чудилось, что во взгляде ее сквозит насмешка, будто ее что-то забавляет. Он допускал, что ему еще не раз придется беседовать со старушкой о покойном брате, и хотел иметь в ее лице союзника. Поэтому он очень вежливо заметил:

— Вы любили своего брата? Она кивнула.

— Иногда я жила у него по нескольку недель, хозяйничала тут. Должна, однако, признаться, что расставались мы всегда со скандалами, а точнее, после скандалов. Всякий раз я грозила ему: «Ноги моей больше здесь не будет!» Но спустя несколько месяцев я возвращалась снова.

— Что, у брата был трудный характер?

— Нет, у меня. Первые несколько дней я сама доброта, потом становлюсь все хуже и хуже. Мне

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены