Созерцатель

— Кто это?— спросил отец, когда он положил трубку.

— Оля Киреева из нашего класса,— ответил он.

Сходил на кухню, отнес наконец чашку, вернулся в комнату, собрал портфель и, одевшись, вышел на улицу.

Но в институт он не пошел. Он завернул в читальный зал ближайшей районной библиотеки, взял несколько книг, забрался в угол, разложил их перед собой, раскрыв, но ни из одной не прочитал ни строчки. Ему было не до этого. Ему нужно было место, где бы можно было ни с кем не разговаривать, ничего не делать, ни о чем, наконец, не думать. Он сел за обитый коричневым дерматином стол, как погрузился в небытие, и, когда вынырнул, механически отозвавшись на возглас вошедшей в зал библиотекарши: «Закрываем, товарищи!» — у него было ощущение, будто он и в самом деле провел эти часы не в библиотечном зале, а в некоей темной бесплотной пустоте — где-то в ином мире.

На улице шел мелкий, обычный сеющий осенний дождь, стучал уже почти догола облетевшими ветвями деревьев ветер, жестяно блестели в качающемся свете фонарей лужи.

И из этого позднего осеннего вечера, из этого оседающего на лице водяной взвесью осеннего дождичка Леша с ясной, пронзительной остротой видел себя того, давнишнего, казалось, навсегда позабытого и утраченного мальчика, едва научившегося удерживать в памяти свое прошлое, и он, нынешний, был, оказывается, точной копией этого мальчика, с той лишь разницей, что копией увеличенной. И получалось, что он, этот мальчик, будет жить в нем и дальше, всегда, всю его жизнь, никуда от него не уйти, не деться, никак не отделаться от него...

Но какой-то голос, то ли звучавший в нем самом, то ли словно бы разлитый вокруг него, неразборчиво и невнятно шептал, что даже песчинка, падая на камень, оставляет след, что сила противодействия равна действию; пусть изначальная энергия, переходя из одного вида в другой, и не исчезает никуда,— все течет и все меняется.

Голос утихал и наполнялся силой, снова утихал, раздваивался, и теперь их звучало в нем словно бы два, и один уж точно был в нем самом и с жадной страстностью говорил о том, что надо скорее всего повторить — вновь пройти всеми теми путями, что ходил этот год, появиться в цехе, как прежде, за полчаса до смены, отбыть неделю смены второй, выйти в третью и потом возвращаться после нее, уже зная, что Оля теперь не встретится... Повторить это все и увидеть, как оно это все теперь.

О том, что через неделю его призовут в армию и Новый год он встретит в казарме, ничего об этом ему еще ведомо не было.