Павлу казалось, это убийство должно отразиться в чем-то. В молчании птиц, в крови заката, в жестокости и холоде вечернего ветра.

Но вечер был тих и приятен, а небо с вечерней зеленцой. Кое-где уже поблескивала новая паутина. Комары толкли воздух у куста ольхи.

На светлом небе они походили на пушинки, на фоне близких черных сосен светились. Осины же — от талых вод — будто черные носки надели.

В них кто-то посвистывал — нежно и одиноко. Павел пошел туда. Под ногами лежали умершие бабочки — крапивницы и лимонные и прошлогодний зеленый папоротник. Ледяные лепешки дышали тонким холодом. Проносились чирки парами.

К сухой березе стремились кукушки. Они подлетали низом, присаживались и начинали вскрикивать. И с вскриками кукушки поднимались выше и выше по сухим веткам, пока не утверждались на обломанной ветром верхушке.

Село там кукушек десять. Они кланялись во все стороны и кричали:

— ...Ку-ку... ку-ку... ку-ку...

Тоскливость их брачного призыва, его прозрачность не соответствовали бессердечной жизни этих птиц.

«Тоже браконьеры в своем роде...» — думал Павел.

На маковке другой сухой березы сидел краснотеменной дятел. Он бил березу, абсолютно не жалея носа. Постучав, дятел откидывался на хвост и слушал свое эхо. Оно шло к нему из глубины леса. «Вот к этому я ехал, к этому».

И происшедшее с лосем показалось невозможным. Но было, было!

Надо было спасать лося. Не бежать, а прогнать его. Сказать: «Уходи, здесь хищники». Виноват, виноват.

Недовольство собой росло. Таилось это недовольство глубоко. И мелькали перед ним то лесная дорога, то жестокие лица браконьеров. Надо разобраться во всем, надо разобраться. Так все замечательно шло, так хорошо к нему относился друг Гошка. Свой он был для него в дороге.

— Теперь, брат, поспевай за нами, — говорил ему Гошка. — Изучай метод ходьбы. Лично я ступни поворачиваю чуть внутрь, и оттого мой шаг на сантиметр шире. Миллион шагов — десять верст экономии. И второе — ноги я не задираю, а как бы везу, силы берегу... Перенимай опыт... Подумаешь, легкие. И не из такого положения люди выкручивались.

И Павлу хорошо было от этих слов.

Они шли. Лес был чудесен. Вырисовывались с необычайной четкостью вершины берез. Вплавлялись в лед прошлогодние листья.

На первый отдых остановились, когда солнце поднялось и лес зашевелился.

Пролетели галки черной толпой, и они сошли с тропы на поляну, желтую плоскость с черными пнями и серыми лепешками снега. Присели. И. Павел вздохнул всем телом — ногами, руками, измученной спиной. Это было счастьем — сидеть на пне, повесив руки, и ощущать поднимающийся от снега холод. —

— Че, устал, охотничек? — щерился Гошка. — Терпи-и...

В городе он был с угрюминкой. Здесь — подбористый, улыбчатый, знакомый до конца.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 13
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.