Но все же встретились, и Егор Сударушкин отчего-то озаботился ее, как ему показалось, несчастностью. Несчастье он понимал, как физическую немощь при наличии устойчивого преувеличения факта собственной жизни.

И когда она пододвигала для него, совсем не усталого, а только пропылившегося, миску с супом, он сказал:

— Веселого в тебе что-то мало. Не вижу... И опять она не удостоила Егора интересом.

Но на этот раз он взял ее за хрупкий локоток, остро оголенный углышком, потянул к себе и попросил:

— Ты сядь напротив и отдохни, а я тебе потом замечательные слова скажу. Очень люблю я, когда женщина на меня смотрит.

— Я же еще не женщина, — сказала она. — Я вон какая... даже странно: женщина! Конечно, если разобраться...

Может, она и вправду устала, находилась вдосталь с первого луча солнца, но послушалась с нечаянной улыбкой и присела на лавку, куда он показал. Спрятала кудряшку за ухо, провела пальцем по бровям.

Лицо ее не знало краски, не успело узнать — тихо светилось.

Он живо управился с едой, с наваристым хлебовом и принялся обгладывать кость. Если бы раздалось довольное урчание, она бы не удивилась. «С утра, наверно, голодный», — подумала вскользь.

Она глядела, как он насыщался, как разрывал зубами мясные волокна, всхлипывал радостно, совсем забывшись, а думала, как мечтала, уносилась вдаль за несильным ветром, думала, как лила бесконечную воду, о том ласковом покое, который она застанет дома, расслабится, принакрывшись пледом, и будет отсыпаться всласть, словно высвобождаться из тесных одежд, легкая во сне, умытая и свежая после ванны, но еще с кой-какой тяжестью во всем теле при одной мысли о темных утрах вот в этой, пока еще длящейся жизни среди неудобств и обязанностей. Была одновременно и тут, и там, и как бы посередке, нисколько не напрягаясь душой. Глядела на уверенного, крепкого едока и думала, думала, думала, снимая невидимую паутину со щеки бегущими по забывчивости пальцами. Но вот брови нахмурились, сошлись, обозначив первую нелегкую морщину, она осмысленно присмотрелась к человеку напротив себя, вспоминая, кто же он, когда пришел и зачем тут: схватила пустую миску и принесла мятой картошки с жирной котлетой. А как он взялся за ложку, опять поплыла дальше по реке той же мечты.

Но тут этот нагло жующий, небритый мужлан оглушил ее:

— А чай пить будем вместе!

Да кто он такой, чтобы знать все наперед, помыкать ею, хоть бы попросил с подходом... А голос-то, голос!

— У меня два пряника есть. Ваш чаек, мое угощение.

Он достал из кармана газетный кулек, разлохматившийся, обсыпанный крошками табака, вывернул из него два ослепительных пряничка несказанной белизны, подтолкнул на середку стола.

— Приберег, — сказал.

Он был хитрый, легко переменчивый в лице, глаза то сужались, то расширялись до ясной голубизны белков, хитрый, находчивый, как мужик деревенский, который за овес выменял кобылу, а у чайной забыл по причине опьянения, привязав к телеграфному столбу. Слыхали про таких?

Ну и пусть его, забавно, однако. Пошла за чаем, отметив: с пряником подмазывается!

Пили из алюминиевых кружек. Она спохватилась:

— Спасибо за пряничек!

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 17
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.