Юлька

Юлька повела солдат через весь зал в дальний угол и показала фотографию первого в районе трактора. В толпе колхозников, вышедших встречать машину, стояла в белом платке и ее мама, тогда еще девушка, молодая и застенчивая. Потом все перешли в другой конец зала и остановились у снимка кирпичного завода. Мама тут, заметно пополневшая, в расстегнутой фуфайке, грузила кирпич в вагон, на котором было написано: «Раденск - строителям московского метро!» Перед макетом ткацкой фабрики Юлька задержалась: пришлось рассказывать все по порядку - от петровских времен до наших дней. Мама здесь нигде не сфотографирована, но зато ее имя названо в пожелтевшей от времени «Правде» в числе первых раденских многостаночниц. А в войну мама вместе с другими ткачихами собирала теплые вещи для фронтовиков...

Голос у Юльки был по - девичьи тонкий, неустоявшийся, но говорила она легко, без напряжения. Когда они прошли весь зал и оказались у выхода, Юлька спохватилась: не то говорила, не так! Она даже не щурила глаза, как Евгения Петровна! Потупясь, она умолкла, мысленно ругая себя за то, что взялась не за свое дело.

На выходе солдаты опять окружили Юльку, сержант пожал ей руку и, откозырнув, поблагодарил:

- Ну вот, выручили нас. От всего взвода спасибо.

Юлька улыбнулась благодарно и радостно, сознавая, что та светлая незримая ниточка, которая протянулась между ними при первой встрече в парикмахерской, не порвалась - она повисла и дрожит, как паутинка на ветру.

Когда все вышли во двор, сержант задумчиво сказал:

- А мама у вас, видать, была правильная женщина. Мои старики тоже такой закалки.

Юлька молча слушала. Он снова заговорил:

- Выходит, нашли вы свое призвание? Я очень рад. Хорошо рассказывали!

Он заглянул ей в самые зрачки с каким - то затаенным беспокойством. Она поняла: он хотел еще что - то сказать. Но тут его позвали солдаты, а перед ней, будто из - под земли, вырос Оськин. Засунув руки в карманы и подергивая шеей, точно жал воротник, он негромко заговорил:

- Кажется, я вас где - то встречал. Неужели вы нигде не бываете?

Еще там, в музее, он старался стать впереди всех, первым следовал за Юлькой на новое место и так смотрел на нее, что она вся вспыхивала. Сейчас Оськин стоял тихий, присмиревший, неловкий и смотрел не на Юльку, а на кусты сирени. За воротами сержант подал команду строиться. На Юльку нахлынула непонятная тоска, и, сожалея, что солдаты уходят, она вдруг сказала Оськину:

- В следующее воскресенье, может, буду в городском саду.

- Я найду вас там! - сразу просиял Оськин и бросился за ворота.

- Ой, что я наделала! - ужаснулась Юлька, охваченная острым чувством непоправимой ошибки. - Экскурсию провела не так, как Евгения Петровна... Свидание назначила... Ой, мама, ой, родная! Неправильно я начинаю жить без тебя!

- Юленька, детка, что ты? - раздалось за ее спиной.

Из музея вышла бабка Маланья. Обняв девушку за плечи, она притянула ее к себе. Покоряясь ласке, Юлька спрятала лицо в складках ее кофты.

- Ты чего, что случилось? - повторила бабка.

Они сели на ступеньки, и Юлька принялась рассказывать. Но бабка перебила ее:

- Из - за этого - то расстраиваться? Эка беда! Я ведь зашла в музей, когда ты им объясняла, и все слышала. Правильно говорила, хоть и не так складно, как Евгения Петровна. Считай, первую экскурсию ты уже провела. Вот вернется Евгения Петровна, да директор приедет. Помозгуют, как быть с тобой. Учиться тебе, ягодка, надобно.