С этим же вопросом я и возвращаюсь.

Сейчас о Саше, худеньком, среднего роста мальчишке то с озорными, то с задумчивыми глазами, увлеченно занимающемся высшей математикой и не менее увлеченно играющем на мини-компьютере в «Ну, погоди!», пишут не только местные, но и центральные газеты. А вот в херсонской школе №20, математический спецкласс которой он окончил в прошлом году, о нем знают не все. Но об этом после...

Сам Саша, как и его родители, вундеркиндом себя не считает. Он не может с секундной быстротой перемножать в уме трехзначные числа и кубические корни на ходу не извлекает. Разве что простенькие. И все же я бы назвал этого мальчика вундеркиндом — чудо-ребенком, который не просто удивляет, но заставляет нас, взрослых, о многом задуматься.

Вундеркиндом он в общем-то стал случайно: не было бы счастья, да несчастье помогло! Впрочем, насколько верна пословица, судить не будем торопиться. Да и случайностей было так много, что невольно задумаешься о закономерности.

Рос он без бабушек и дедушек. И, как полагается, в три года пошел в детский сад. В один из дней съел там что-то не совсем свежее. Перепуганная мама, Кира Георгиевна, решила подержать сына дома, благо была такая возможность. К тому времени она, выпускница все того же физико-математического факультета, не найдя в городе вакансий по специальности, работала тренером по настольному теннису, как и муж Евгений Матвеевич. Пригодился первый разряд, полученный в юности. Тренировки она проводила утром и вечером, а днем могла сбегать домой, проведать сына.

Для того, чтобы, оставшись один, сын занимался делом, а не болтался ,п° дому, Кира Георгиевна обязывала его выполнять пять «з»: сделать зарядку, почистить зубы, застлать постель, позавтракать и решить задачи. Правда, у сына находилось и шестое «з» — он забывал про первые четыре, увлекаясь пятым: задачами, накануне вечером составленными мамой.

К четырем годам Саша выучился неплохо читать. Произошло это тоже «случайно». Кира Георгиевна прочла в газете статью о раннем возрасте, как о благотворном периоде для обучения, и стала заниматься с сыном, вернее, решила попробовать... От буквы к букве, от слога к слову — Саша усваивал все играючи, на лету. В «Азбуке» были и картинки, а под ними цифры. Вместе с чтением мальчик учился складывать и вычитать.

«Азбуку» прочли быстро... Что дальше? Не умудренная методиками и подзабывшая великий принцип дидактики — постепенность в обучении, Кира Георгиевна объясняла, как знала, «по формулам». Например, правила сложения и вычитания многозначных чисел (2 — 4-й классы школы). В четыре года сын усвоил и понятие отрицательного числа (5-й класс). Как-то спросила сына, что получится, если от 9 отнять 10. Саша, на минуту задумавшись, ответил: «Одна дулька!» «А если от 8 отнять 10?» «Две дульки», — уже мгновенно отвечал сын. Пришлось вместо «дулек» вводить понятие отрицательного числа, связанного с понятием долга: «У тебя 3 копейки, а ты должен заплатить в автобусе 5. Сколько копеек тебе не хватает?»

В теории дидактики подобные задачи называются проблемными. А для Киры Георгиевны это были проблемы внедетсадовского существования сына. Выученный решать задачи «по формулам», Саша сразу же схватывал тип каждой из них, ее математический смысл, определял ход решения. И все чаще от Саши можно было слышать: «Это неинтересно. . Я такие уже решал!..» Он все больше учился сам по учебникам старшей сестры.

Писать он выучился тоже рано. И первое, что сделал, овладев этим искусством, — целиком переписал любимое произведение «Корова». Я не читал этого рассказа, но со слов Саши становится понятным, почему он взялся за титанический труд. Сюжет рассказа не может не леденить душу пятилетнего. Мальчик случайно разбил стакан. Желая замести следы «преступления», он выбросил осколки в ведро с пойлом для коровы. Корова пойло выпила. Стала мучиться. Ее пришлось зарезать. А мальчику надо было есть мясо этой коровы. Но он не ел...

Может, кто-то и улыбнется сентиментальности сюжета, но, согласитесь, рассказ достоин того, чтобы быть увековеченным в детской душе.

Кира Георгиевна никогда наперед не загадывала, что делать с ребенком, который развивается не по стандарту. Она просто любила и любит Сашу. И не отмахивается от желаний, потребностей сынишки, делится с ним, чем может.

— А не было у вас проблемы спичек? — допытывался я у Киры Георгиевны. — Обычно взрослые, оставляя детей одних, прячут от них спички.

— Что вы! Какая проблема. Я с первых месяцев старалась, чтобы он усвоил слово «нельзя». Никогда особенно не журила за шалость, за любопытство, но за нарушение запрета наказывала строго. Раз предупредили, объяснили, почему этого нельзя делать, — значит, нельзя. Игрушки ломать — нельзя. Стала неинтересна, отдай, подари другому, но не ломай! Это труд людей. Ее на фабрике собирали, на заводе металл для нее плавили, руду для нее добывали... Ребенок должен и может понимать, что за вещами — люди, их труд. Может, поэтому старую курицу, знаете, такую механическую, которая все клюет, Саша раз десять разбирал и смазывал. Он вообще рукодельник. Дома все чинит. Не отец, а он. И соседям помогает... Это он в деда пошел, — добавляет Кира Георгиевна и тут же дополняет свой тезис о наследственности: — Саша трудолюбив, необычайно усидчив. Для него в детстве самыми страшными, самыми оскорбительными словами были «лодырь» и «злодей». Я так и объясняла: кто труд других портит, зло делает — зло-дей. Но я никогда не видела в послушании цель. Старалась развивать самостоятельность в принятии решений. Ехать надо, спешим, но выбирай: на автобусе или троллейбусе. В магазин идешь: покупай что хочешь, но чтобы обед получился. Сам принимай решения, сам за них и отвечай. Это тоже труд, труд ответственности...

Ее труд, вложенный в Сашу, чуть было не испортили наши многочисленные инструкции, оберегающие детство. Знакомые из Киева настаивали, чтобы Сашу отдавали не в первый класс, ему там делать нечего, а сразу в четвертый. Уверяли, что такое возможно, ссылаясь на прецедент семьи Никитиных из Подмосковья. Но этим уверениям не верили ни покладистый директор школы №14, куда по семейной традиции должен был идти Саша, ни в роно, ни в облоно. Пришлось дойти до Министерства просвещения Украины. Там разрешили, в порядке эксперимента. А пока пробивалось разрешение, Саша учился неделю в первом классе, месяца полтора-два во втором. А потом сразу пошел в четвертый... Дальше никого не обгонял. После седьмого перешел в спецкласс.

Испытание школой было непростым. Учителя сразу же разделились на два лагеря (их и сейчас два и останется два для таких ребят, как Саша, в самых разных школах). Для одних, как для Валентины Александровны Жуковской, его первой учительницы математики, он был индикатором профессионального мастерства. По нему, начинавшему «играть», как только становилось скучно от однообразных задач, она определяла, что более сильным нужно дать новую пищу для ума. Другие, это в основном учителя гуманитарных предметов, были недовольны. Мальчик, по их мнению, развивался однобоко. По истории, а затем и по географии появлялись тройки, даже в четвертях. Мама ни на кого не обижалась. Просто приходилось больше заниматься с сыном, разжевывать терминологию. Старания мамы и усидчивость сына делали свое дело. Положение выравнивалось, появлялись четверки и пятерки.

Правда, географию нынешний студент института до сих пор считает скучным предметом — особенно экономическую: приходится зазубривать, что где расположено. Логики не видно... И с «Войной и миром» в девятом классе (в двенадцать лет) не заладилось. «И Достоевского не понял!» — уверяли меня учителя. Я с ними соглашался. Да, для Саши, он и сам об этом говорит, как и для его сверстников, более увлекательными оказываются фантастические романы Беляева, Брэдбери, Уэллса. Да, не согласуются эти потребности подростков с программой по литературе.

«И почему в школе почти не изучаются произведения более современные — Абрамова, Айтматова, Распутина, Белова, одни обзоры! — удивлялась Кира Георгиевна. — Ведь литература должна учить жизни, окружающей жизни, помогать осмысливать ее... Что ж, лет через сто, наверное, кого-то и из современных писателей произведут в классики, но не поздновато ли будет?»

Они, Вечерки, боятся опоздать. И живут насыщенно, так, чтобы если работать, так уж работать. И потому подъем в половине седьмого. На работу на велосипеде. И у Саши подъем вместе со всеми. И лекции просматривает он после лекций, а не накануне сессии, как большинство студентов... Читает специальную литературу, решает непростые задачи, делает себя. И современными танцами успевает заниматься, как до этого шахматами, настольным теннисом, борьбой и многим чем еще...

«У Саши нет сверхвыдающихся способностей», — говорят родители. Я соглашаюсь. Потому что знаю: за талантливым учеником ищи талантливых учителей. И формулу эдисоновскую о том, что гений — это один процент хотения и девяносто девять потения, помню. Человека не только создал, но и создает труд.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.