- Мне на работу нужно. Если уйдете раньше, заприте дверь, а ключ под коврик. Ты смотри, Мишо, чтобы тебя не убили! Говорят: «Войны нет», - а все - таки убивают! Ты еще пригодишься... Я вот ей сказала: «Будет, как Морис Торез...»

Когда она ушла, Мишо прижал к себе Дениз и забормотал:

- Стосковался! И еще как!

Вот и умер короткий январский день. Комната стала синей; сумерки - как дым. Скоро вернется Клеманс. А еще они не наговорились.

- Развал... Мы у бельгийской границы стоим. Хотели рыть укрепления, раздумали. Я слышал, как полковник кричал: «Только пораженцы могут говорить, что они придут сюда!» Это - их излюбленное слово. А кто пораженцы? Они. Все делают, чтобы немцы нас расколотили. Конечно, будь другое правительство, было бы иначе... Удержаться можно. Только я боюсь, сначала разгромят, а потом нам скажут: «Спасайте». Солдаты спрашивают: «Как коммунисты?...» Когда я листовки получил, накинулись... Офицеры, как на подбор, фашисты. Те же гитлеровцы, только мой оглашенный - с кактусами... А остальные: «Наказание за народный фронт», «Измена коммунистов» и так далее. Солдат боятся. А солдаты ждут, сами не знают, чего. Пороху много, искры не хватает. Но если в Париже начнется, поддержат...

- Здесь то же самое... На заводах возмущены, но молчат. Вот только Финляндия растолкала. Говорят: «Финским фашистам самолеты строить? Ни за что!...» Могут начаться забастовки. А тогда прорвется...

Он расспрашивал, какие известия из - за границы, что думают в Москве. Дениз объяснила. Он вдруг улыбнулся:

- Вот какая ты стала важная. А помнишь, как я тебя повел на первое собрание?

Они вспомнили начало любви, недомолвки, смущение... И ни губы, ни руки, ни глаза не могли передать силу созревшего чувства. А сейчас снова расстанутся...

- Я читала в газете про одного капитана. Англичанин. Это было под Новый год. Они ужинали. Вдруг взрыв: немцы - подводная лодка. Там была его жена, молодая женщина. Он надел на нее пояс и потащил к борту. Она отбивалась, думала, что он сошел с ума. Он ее бросил в воду. Она спаслась. Понимаешь, какое самообладание! И чувство какое!... Теперь, Мишо, нужно мужество, чтобы жить. Ты мне это скажи, прикрикни на меня, чтобы я была сильной. Я не про опасность говорю: мне ничего нe грозит... Но когда мы с тобой расстаемся, каждый раз думаю: вдруг навсегда?

- Все теперь на плотах. Корабль потопили... Но держимся. И доплывем, Дениз. Увидишь!

Они расстались на углу двух темных улиц, широких и тихих, как ночные реки. На груди у Мишо была пачка листовок, два номера «Юманите». До поезда оставалось три часа. Он пошел на вокзал пешком. Затемненный Париж был непонятным новым городом. Иногда из темноты выступали голые ветки деревьев. А дома не были видны, они только смутно чувствовались, как далекие горы. Детский смех, голос женщины: «Я уронила перчатку», - гудок автобуса, огонек папиросы... И были в темноте синева, влажность, неясное бормотание города, похожее на морской прибой.

Мишо думал о Дениз, о расставании, судорожном и поспешном - оба боялись выдать боль. Она говорила: «Я положила папиросы в карман...» Он: «Закрой шею, простудишься...» Когда они теперь встретятся? И встретятся ли?

Широкие темные улицы, реки... Вот идет кто - то с фонариком. В темноте слабый свет кажется ярким; он освещает камни, решетку вокруг дерева, ноги. Неужели когда - то на улицах были яркие фонари? А свет исчез:

прохожий повернул за угол. Если бы пронести любовь через эти темные годы, как свет фонарика, как крохотный огонек!...

ИЮНЬ 1940 Г.

Дениз спряталась у Клеманс; старуха только потому и осталась в Париже. До горбатой улицы не доходили ни барабанный бой, ни песни... Тишина казалась невыносимой. Дениз много раз пыталась выйти. Клеманс ее отговаривала:

- Погоди... Пусто - сразу заметят...

Клеманс каждое утро выходила с кульком: приносила хлеб, овощи, иногда мясо. С наслажденьем она готовила обед; ей казалось, что она балует Жано...

Клеманс рассказывала:

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.