Сразу стало тесно на привокзальной площади.

Приезжие, утомленные дорогой, ошеломленные вокзальной суетой, не знали, куда идти и что делать. Носильщики со спокойной флегмой таскали корзины и свертки. Я с завистью смотрел на приехавших. Вот молодая женщина с мальчиком. Муж ее говорит с шофером, а у нее восторженно открыты глаза, рот приоткрыт, как у деревенской девушки перед богатой витриной. Она впервые увидала море. Наверное, как долго мечтала она этой минуте, как трудно им было вырваться из далекой, пыльной, душной Москвы в эту заманчивую «Федосью», как называют железнодорожники Феодосию. Сколько радости, восторга на лицах. В первый раз увидать море! Счастливые! В первый раз засучить штаны, поднять юбчонки, подставить ноги ласкающим волнам!... Для меня никогда не будет этого «в первый раз». В десятый, в двадцатый, но только не в первый... Первая радость - самая святая радость, потом привычка, потом охлаждение. Таков закон жизни.

Почему - то вспоминается мне самаркандский вокзал. Там такая же пестрота, так же ярко светило солнце, гак же суетились люди, спеша на пригородный поезд - «кукушку», которая готовилась к отбытию. Только в Самарканде солнце палило горячее, там краски были ярче, там преобладали люди, на лицах которых сохранился отпечаток векового, нетронутого Востока. - Друг!...

Ну, конечно, Сейфи, Сумасшедший Сейфи, который разгуливает всегда так, точно он знатный путешественник, а не ловкий контрабандист, за которым безуспешно все лето следит Быстров. Сейфи улыбается, как всегда, ласково и хитро.

Оказывается, был в Симферополе. Ездил «по делам». Дело очень важно такое, что стоит рисковать своей свободой: его жена Гюльсун хочет побывать в Симферополе, он ездил узнать, можно ли приехать. Ах, эта маленькая Гюльсун! Сейфи влюблен в нее, как мальчик. У него в Стамбуле есть турчанка Зекие. Сами понимаете - молод был, часто в Константинополь приезжал, - нужна женщина. Сейчас? Бросил Зекие. В Стамбуле? Теперь тяжело в Стамбуле. Святой город Ислама занят неверными. Только и веселятся маленькие кючук - ханум. Они едят халву и зазывают прохожих. Ну да еще арабы - нищие играют на икитили, двухструнной мандолине, свои длинные песенки. А везде англичане. Йок якши! Нехорошо!

Все это говорит мне Сейфи, поблескивая белым зубами. Мы идем вдоль линии железной дороги к чудной вилле Стамболи.

- Сейфи! Здесь Быстров. Он знает, что вы в Крыму.

Сейфи улыбается и прикладывает руку к груди:

- Быстров храбрый человек, но Сейфи храбрее. Дай бог Быстрову много лет жизни, но Аллах даст Сейфи еще больше.

Он весел, как ребенок. Неожиданно он начинает смеяться, подходит к берегу моря, плюет в воду и, обернувшись ко мне, кричит:

- Хорошо!

- Что хорошо?

- Все хорошо... Сегодня привезут трикотаж, - он хитро подмигивает, - а ну - ка, пусть Быстров найдет его.

- Сейфи, как вы не боитесь, что вас могут арестовать? Не всегда же вам все будет так благополучно сходить с рук, как тогда в море. Подумайте о Гюльсун.

- А? Я думаю. Часто думаю. Все время думаю. Люблю ее больше всего на свете. Ее радость - моя радость. Все для нее делаю, чтобы жила, как царица. Хочет в Симферополь - поедет в Симферополь, и не как - нибудь, а в мягком вагоне. Захочет в Москву - отвезу к самому Ленину.

- Ленин умер.

- Я ведь шучу. Зачем нам Москва? Звал Гюльсун в Константинополь - не едет, боится, не хочет Кутлак оставлять.

Сейфи подзывает проезжающего извозчика, садится и зовет меня.

- Не боитесь?

- Вы же знаете, что не боюсь. Быстрову известно, что я с вами встречаюсь.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.