с открытыми глазами, а чуть свет, не дожидаясь напоминания Панфиловны, принялась наводить порядок у купоросных маток. Обычная, повседневная работа доставляла ей сегодня какую-то ещё не испытанную радость. Ей было приятно подхватывать тяжёлые навильники слежавшейся соломы и бежать от колодца с полными до краёв вёдрами. Тёплый ветер раздувал косынку, щекотал шею. Иногда в просветах облаков показывалось солнце, и тогда всё вокруг становилось по-весеннему праздничным. Необычайно нарядным казался даже разгуливающий по двору заморенный клавкин петух, которого та всегда отгоняла от корма, возмущённо упрекая:

- Чи тебе яйца несть?

«Умненькая... острая...» - припомнились вдруг Наташе слова Николая, и она опустилась на колени возле петуха, любуясь огненными бликами в его рыжих перьях.

- Петя... Петька! - позвала она, вытряхивая из кармана хлебные крошки.

Петух небрежно стукнул носом в землю и загорланил, скликая кур.

- Ай да кавалер! - со смехом крикнула Наташа, вскакивая на ноги.

Заслышав её голос, старые матки начали буйствовать в своём сарае. Наташа подхватила вёдра и побежала, но у колодца растерянно остановилась: «Трём свиньям корма не разделит», - сказал про неё Сенька. А потом, после её ухода, наверное, ещё чего-нибудь подбавил, чтобы оправдаться, например, про потраву...

Петух нагнал Наташу, нацелился на зажатую в её руке корку и, подпрыгнув, по ошибке клюнул в палец. Наташа пососала чуть заметную ранку, села на сруб колодца и загрустила: «Да, уж если про потраву рассказал, - значит, конец! И не подумает Николай разговаривать с такой вредительницей... Просто скажет Сеньке: «Чего там «на вид», тут можно покрепче выводы сделать». Наташа опять поднесла палец к губам, подула на него и горько заплакала.

За обедом она болтала в миске ложкой и так вздыхала, что Панфиловна даже встревожилась за её здоровье. Девушка пожаловалась на головную боль и попросилась на ночь домой: мать, мол, попарит её в баньке - и всё пройдёт. Против этого Панфиловна не могла возразить, и Наташа решила: «Сегодня всё-таки схожу в

кино, назло Сеньке. А потом уж ладно! Безвылазно засяду в катухах».

Запаривая под вечер вяло-зелёный лист люцерны, она так ясно представила себе строгие глаза Николая, что даже зажмурилась, и, сама не зная почему, тихонько запела, как вчерашний чернобровый парень из картины: «Что со мной... Что со мной...»

И точно вторя ей, из соседнего сарая донёсся приглушенный крик Клавки:

- Наташка-а... Сюда швидче... Чего-сь буде-е!

Дёрнув рывком тяжёлую дверь, Наташа бросилась на зов. Клавка сидела на корточках в катухе Игруньи. Молодая матка с остервенением хватала ртом пучки соломы, с хрустом их перегрызала и, бросив себе под ноги, принималась за новые.

- Чуешь? - шопотом сказала Клавка. - Постелю чушенятам готовит: в ночь опростается.

«Обойдётся дело и без меня, - попробовала успокоить себя Наташа. - Клавка примет, не первый день на ферме».

Всё же она колебалась: а вдруг эта лежебока прозевает? Поросята помёрзнут или чушка подавит их по неопытности: первый раз поросится... Но ведь Панфиловне сегодня легче, может быть, она сама как-нибудь справится? Сразу повеселев от этого предположения, Наташа вбежала в хату и начала подробно описывать все приготовления Игруньи. Она даже сама помахала головой, изображая, как Игрунья взбивает подстилку.

Панфиловна никогда не ходила в церковь, давным-давно забыла про посты и молитвы, но тут она истово перекрестилась, попробовала подняться и снова упала на подушки.

- Как же это так! А? Как же это так, -повторяла она растерянно. - Такой случай, а я вот! Я ж думала, износу мне не будет...

Наташа посмотрела на её тонкие руки и отвернулась.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.