Буду верным тебе другом

Григорий Тютюнник| опубликовано в номере №658, октябрь 1954
  • В закладки
  • Вставить в блог

Пока длилась официальная часть, кружковцы за кулисами готовились к спектаклю. Иван пришел в темно - синем костюме и белой шелковой рубашке с отложным воротничком. Волосы его на этот раз были причесаны гладко, - видно, он не пожалел для такого случая репейного масла и одеколона. Вид у Ивана был озабоченный. На репетициях как будто все шло хорошо, а перед самым спектаклем обнаружилось, что и то не так и другое не эдак. Началось с того, что хлопцы притащили плетень, который, как известно, в пьесе «В степях Украины» необходим с первого же действия. Когда Иван взглянул на этот плетень, то даже за голову схватился:

- Что это вы приволокли?

- Плетень, - дружно ответили хлопцы.

- Да разве же это плетень? Это кошачий перелаз какой - то!... Уберите - ка это поскорее, и чтоб настоящий плетень был здесь сейчас же! Одна нога здесь, а другая там, слышите?

Только уладилось дело с плетнем, как выяснилось, что нет Долгоносика. Его кто - то послал к тракторам за горючим. Иван пошел к председателю Антону Микитовичу и наделал шума. За Долгоносиком поехал на мотоцикле комсорг Яша. Только привезли Долгоносика и втолкнули его в гримерную, как пришли хлопцы с жалобой, что сторож Осип не дает хвороста.

- Кро - о - кодилы! - взревел Иван и сам побежал на переговоры с Осипом.

Наконец занавес поднялся, и в зале наступила тишина. Первый акт прошел хорошо. Галушку играл Артем Кандзюба - пожилой усатый колхозник, которого мы даже не гримировали, а только «подбавили» ему живот, а роль Чеснока исполнял Охрим Погибай. Ему мы прицепили длинные усы. Я играл Грыцька, сына Чеснока, Галю - птичница Зина, синеглазая, стеснительная девушка. Начался второй акт, в котором Грыцько уже знает, что его дивчина Галя, дочка Галушки, выходит замуж за Долгоносика. Грыцько возмущен и глубоко переживает ее измену. Судьба Грыцька была как будто моей судьбой, его горе было моим горем. Я метался по сцене. Голос мой звенел, сердце колотилось в груди. Среди зрителей я вдруг увидел Галю. Она сидела с матерью в третьем ряду. Косы ее были уложены над высоким лбом красивой короной.

Засмотревшись на Галю, я забыл слова роли. Топтался по сцене, подмигивал стоявшим за кулисами. Меня бросало то в жар, то в холод, а слова никак не приходили на память. Прошла минута, другая... Я сновал по сцене взад и вперед, но ни одного слова из роли не мог вспомнить. Меня так и подмывало шмыгнуть за кулисы, но там стоял Иван и буквально прожигал меня своим взглядом.

Галя Галушка знала мои слова, она шептала их мне, но я не мог ничего разобрать. Наконец, пропустив изрядную часть роли, я начал с того места, где Грыцько возмущенно обращается к Гале:

- Довольно притворяться! Обожди, загляни в мое сердце - и ты увидишь, что я теперь такой несчастный! Все пропало, а я ее любил! - воскликнул я трагически. - Все село знает, даже куры знают, как я ее любил!

Последние слова я сказал тихо, с отчаянием, но не потому, что так хотел играть эту роль, а потому, что у меня самого на сердце ныло и кипело. Вдруг вижу: моя Галя поднялась с места и пошла к выходу.

... Домой я возвращался поздно ночью. Луна поднялась высоко. Мерцали в небе звезды. Где - то перекликались перепела и тяжело вздыхал двигатель электростанции. Далеко - далеко в степи громыхали поезда и будили ночь протяжным свистом. Скоро и я поеду. Уже получил извещение из института. Сяду в вагон и поеду. И повезет меня поезд через поля и степи, а тут останутся отец, мать, колхоз, Иван, Галя...

Я свернул к себе и хотел было уж войти в дом, как увидел возле галиной хаты одинокую фигуру. Галя! Облокотившись о плетень, она смотрела в степь. «Почему она стоит тут? Почему не спит?..» Поборов неловкость, я подошел к ней.

- Галя, за что ты на меня сердишься? - Голос у меня сорвался, и что - то перехватило дух. - Что я сделал тебе плохого?

Галя не ответила, но я увидел, как вздрогнули ее плечи. Она плотнее закуталась в пуховую шаль, молча повернулась и пошла вглубь двора. Я шел следом за ней. Мы сели на лавочке.

- Я не сержусь на тебя, Омелько. Я только боюсь... Сомневаюсь...

Я взял ее за руку:

- Чего ты боишься, Галя?

Она снова молчала. В душе ее, наверное, происходила какая - то борьба; выражение лица ее все время менялось - то становилось растерянным и тревожным, то на нем появлялась решимость, сменявшаяся затем равнодушием.

Я близко видел ее тонкий профиль, ровный нос, черные брови и маленькие губы. Галя смотрела на меня, долго - долго, как будто хотела выведать мои мысли. Я осторожно гладил ее густые волосы. Вдруг она обвила руками мою шею и горячо зашептала:

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены