- Метлой, значит, золото подметают, веником березовым? - шутили ребята.

После встречи с первой драгой и особенно после того, как впереди показались копры «золотых» шахт, которые внешне ничем не отличались от угольных, настроение в вагоне изменилось. Исчезла подавленность, вызванная расставанием с Бодайбо и суровостью тайги. Представитель треста рассказывал, что как раз в этих местах, где они сейчас едут, в апреле 1912 года произошли события, вошедшие в историю рабочего движения.

Когда поезд сделал пятиминутную передышку на станции Апрельское, москвичи увидели скромный белый обелиск. Он стоял посредине зеленого поля, на котором четыре десятилетия тому назад разыгралась кровавая трагедия - Ленский расстрел.

В вагоне стало тихо. Может быть, только теперь комсомольцы в полную меру поняли, в какие далекие и замечательные места они приехали...

Первые испытания

1

Таких поселков, как Артем, по земле нашей разбросано много Они стали неотъемлемой частью почти всякого промышленного района Попав сюда впервые, думаешь, что находишься на каком - то огромном распыленном предприятии, а жилые дома очутились здесь случайно. Потом, привыкнув немного, нанимаешь разбираться в хитросплетениях улиц и шахт, находишь даже особую прелесть в казавшемся тебе прежде нелепом соседстве кинотеатра с заводским двором, огорода, засаженного картошкой, с шахтным отвалом.

Огромные шахтные отвалы были первым, что увидели москвичи, прибыв в Артем. Рядом извивались рельсы узкоколейки. По «железке» - слово это как нельзя лучше подходит к местной дороге - поминутно сновали игрушечные паровозики, таща за собой такие же игрушечные платформы и вагончики с маленькими оконцами. Платформы гружены бревнами, крепежным лесом, а из окон вагонов выглядывали мужчины и женщины в характерных шахтерских шапочках. Поезда эти зовутся непонятным словом «маракас».

Поселок раскинулся между шахтами, в основном старыми, давно уже отработанными, на склонах пологих сопок, с которых еще несколько десятилетий тому назад извели на горные нужды весь лес. Поближе к станции - дома старые, ветхие; некоторые из них простояли едва ли не сотню лет. А в стороне, за невысоким густым кустарником, - новые. Тут взбирается на сопку теперь уже фактически самостоятельный от Артема поселок Смольный.

Каждое утро, когда из - за дальних сопок медленно выползает солнце, непривычно слепящее и желтое, но вовсе не такое жаркое, как этого хотелось бы, над поселком раздается тонкий посвист «маракаса». Маленькие вагончики, петляя между шахтами, добираются до Смольного и останавливаются у новых домов. И сразу же с шумом распахиваются двери подъездов, и оттуда выбегают парни и девчата - вчерашние москвичи. Перебрасываясь на ходу шутками, они занимают места в «маракасе» и едут на работу: на строительство шахт, в механические мастерские, на дальний конец поселка, где воздвигаются новые жилые дома.

2

... Шло заседание бюро комсомольской организации поселка Смольный. Это было не первое заседание, и, тем не менее, для членов бюро оно оказалось не совсем обычным.

До приезда на золотые прииски большинство членов бюро никогда не были на комсомольской работе, и совсем не потому, что они считались людьми неподходящими. Просто всегда находились другие - более активные, более смелые, которым ничего не стоило подняться с независимым видом на трибуну и в присутствии начальства обрушиться на недостатки. А нынешние члены бюро раньше держались в сторонке и не особенно завидовали тем, кто постоянно «проходил» в комитет или бюро. И вот теперь их избрали в бюро. Сидя на собрании, они с удивлением слушали, как фактически незнакомые им люди, поднимаясь с мест, называли их фамилии, говорили хорошие, теплые словам. Разумеется, они не возражали против этих слов, хотя и были смущены. В глубине души они надеялись, что справятся с поручением. Однако, собравшись на первое заседание, члены бюро ощутили в груди холодок сомнения. Они считали, что бюро обязательно должно, во - первых, «ставить вопросы», во - вторых, «решать вопросы». Но вот беда: не было вопросов, нечего пока было решать. Выборы секретаря? Сделать это оказалось нетрудно. Они мало знали друг друга, и, как это бывает у людей хороших и честных, каждый считал, что сосед - человек более подходящий, более достойный для такого ответственного дела, чем он сам. Поэтому все без споров и возражений приняли предложение представителя райкома избрать секретарем Васю Доросинца. О нем было сказано, что он раньше участвовал в комсомольской работе, недавно демобилизовался из армии. И всем показалась такая краткая справка вполне достаточной. Так же быстро произошло распределение по секторам. Какая разница, чем заниматься: культмассовой работой или политмассовой, когда толком не представляешь себе различия между ними? Правда, представитель райкома выступил в заключение с инструктажем, но он почему - то больше говорил о задачах бюро в целом и закончил так:

- Ваше - бюро, товарищи, должно поднимать вопросы, способные увлечь, поднять и зажечь всю молодежь!

Слова эти понравились. В самом деле, рассудили члены бюро, если уж браться за что - то, так пусть это будет по - настоящему большое и важное дело. На мелочи размениваться не стоит.

Однако дел больших сразу не нашлось. Шли недели, а под руки лезла разная мелочь: составить списки желающих учиться в вечерней школе, утвердить редколлегию стенгазеты, вывесить расписание о работе кружков художественной самодеятельности... Разве о такой работе мечтали они, когда собрались на первое заседание? Ясно, что нужно что - то другое. И они приуныли, с неохотой откликались на призывы Тозоревой, избранной заместителем секретаря, «пойти позаседать», приходили скучные, вялые. Особенно быстро сдал Доросинец. Сначала он завернул круто, требовал, чтобы без него ничего не решалось, покрикивал на членов бюро, готов был по каждому пустяку читать нотации. Потом стал тише - загрустил. И причиной было не столько положение в бюро и даже не инертность ребят, о чем Доросинец готов был распространяться часами, сколько жизнь на новом месте, показавшаяся ему такой серой и скучной.

Назначенный бригадиром каменщиков, Доросинец не сумел организовать работу бригады. Вместо того, чтобы следить за дисциплиной (бригада его оказалась одной из худших: что ни день, то несколько прогулов), он ссорился с прорабами, обвиняя их в том, что они будто бы подсовывают его бригаде самую трудную и плохо оплачиваемую работу. Он зачастил с жалобами к начальнику прииска. Вначале после каждого такого визита на строительство приезжал кто - нибудь из управления, потом руководящие наезды стали реже, а затем и вовсе прекратились: прорабы действовали правильно. Тогда озлобившийся Доросинец стал потихоньку поругивать руководство прииска. На работу в бюро он теперь совсем махнул рукой, и когда однажды Тозорева напомнила ему, что они давно уже не собирались, раздраженно ответил:

- И слава богу!

- То есть это как?..

- А вот так! Ну что ты на меня глаза вытаращила? Позаседать, позаседать!... А толк какой? С кем заседать - то? С ней? - Он показал пальцем на Изольду Муравьеву, тихую круглолицую девушку. - Тоже мне - бюро!... Бездарей напихали и рады!...

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.