Укрощение «Сатанаила»

- Испорчен! - с горечью сказал себе Шаповал. - Теперь, наверное, вся выучка пропала.

И в самом деле, этот случай не прошёл бесследно для чистокровного скакуна. Даже Шаповал не мог приблизиться к нему без риска быть искалеченным. Жеребец угрожающе храпел, злобно косил глазами и бил то передней ногой, то задней даже тогда, когда Кондрат Хрисанфович подходил к нему с ведром воды или овса.

Выдержав положенный карантин, Красногорский конзавод расположился в заволжских степях, в конюшнях Берды - Катаисского завода скаковых англо - кустанайских и англо - казахских лошадей. Прошло ещё с неделю, и Шаповал был призван в армию.

Спустя три дня по просьбе дирекции секретарь комсомольской организации завода созвал собрание комсомольцев и заводской молодёжи.

Директор завода Почитайлов оглядел собравшихся, и сказал:

- Что же это у нас тут делается, товарищи? Каждый день читаем о подвигах на фронте и в тылу. А сами? Ушёл в армию Шаповал - и некому его заменить. Мы не решаемся переступить порог денника, и лучший наш жеребец даром овёс ест. На безработном положении, по три дня по колено в навозе стоит.

- Лучший! - внушительно повторил Почитайлов.

И Ване показалось, что директор укоризненно смотрит прямо на него. А директор продолжал:

- Не чищен жеребец, не выводится на прогулку. Еле хватает у людей храбрости бросить ему охапку сена. Тут же, сейчас, надо решить, кому ухаживать за «Сатанаилом».

И Ваня сказал:

- Разрешите мне...

Когда он впервые очутился в «камере смерти», как называли на заводе денник «Сатанаила», острое чувство сожаления прорезало его сознание.

Зачем он выскочил вперёд, зачем первый вызвался ухаживать за сумасшедшим жеребцом? Только сейчас он почувствовал, какая бездна отделяет его вчерашний день от сегодняшнего. Ничто раньше не угрожало его благополучию. Да он и не думал о нём. А теперь...

Ваня, весь взмокший от напряжения и страха, бросал и бросал навоз из денника, а «Сатанаил» ни минуты не оставался спокойным: то, скакнув вперёд, он резко поворачивался, потом опять делал скачок; то пробовал зубами решотку; то лягал стенку. И всё это, дико взвизгивая, с оскаленной, злобной мордой, с приложенными ушами.

Ваня не мог всё время держаться угла. Приходилось передвигаться, и каждый раз, когда «Сатанаил» обходил вокруг него, Бударкин думал: «Вот - вот повернётся да как даст задом!»

Ванино сердце то выключалось, то стучало, как мотор на четвёртой скорости. Страх заставлял работать без передышки. Ручка вил пылала в руках. Спустя часа два денник был очищен, и Ваня Бударкин вышел из него, словно чудом спасшийся от смерти.

В этот день Ваня сразу вырос в глазах товарищей. Да и сам он посматривал на всех с невольным превосходством и даже так, между прочим, обронил:

- Вот поработал сегодня с «Сатанаилом». Жеребчик серьёзный, но...

Но к вечеру у Вани пропало всякое желание хвастаться перед товарищами. Душевный покой, радость от сознания прёодолённой трудности улетучились. Угнетала мысль, что ещё много, много дней ему предстоит так же, как сегодня, дрожать. Ведь завтра придётся чистить не только денник, но и самого этого четырехногого беса. Водить по его телу скребницей и щёткой, в то время как он не терпит даже лёгкого прикосновения руки. Да, Баня чувствовал себя скверно; вечером никуда из дому не ходил, домашним ничего не сказал о своей новой работе.

Обыкновенно он засыпал быстро и крепко. На этот раз долго лежал с открытыми глазами. Как же так? Всё время мечтал стать вровень с теми, кто на фронте бьёт немцев, просился добровольцем в армию, а едва столкнулся с опасностью, всё его геройство развеялось в прах.