И вдруг мне вспомнилось:

Я – царь!

Об этом забывал я годы...

Но как же быть?

Любой букварь

Свидетельствовал это встарь.

Что человек есть царь природы

Прочитав эти строки, я пожалела, что под руками нет современного букваря. Но, подумав, решила, что вряд ли стоит расстраиваться. Если буквари, издающиеся в наши дни, затрагивают ту же тему, что и Леонид Мартынов, трактуют они ее по-другому. Иначе и быть не может. Столетия дикая природа казалась незыблемой, вечной, воспринималась как нечто само собой разумеющееся. Но кончился девятнадцатый век, стал набирать темп двадцатый, прогресс начал основательно теснить ее, уничтожать. Вскоре было сделано открытие: природа – очень сложная система, все, что входит в нее, уникально и тесно связано друг с другом. А человек, хотя и венец ее творения, но не царь, не узурпатор, а лишь один из членов громадного сообщества, обитающего на планете Земля. И если он пробудит силы, враждебные животному и растительному миру, то может сам себя уничтожить.

К сожалению, это не слова. Как показывают точные подсчеты, с 1600 по 1969 год канули в Лету 94 вида птиц и 63 вида зверей. Сейчас под угрозой исчезновения находится более 600 видов птиц, около 120 видов зверей.

Не помню где, но однажды мне попалось высказывание, поразившее меня. Я запомнила лишь его суть. Человек на самом деле такой, каким он бывает, когда остается один на один с собой, когда считает, что за ним никто не наблюдает. Я живу в новом районе. Из окна квартиры, расположенной на пятом этаже, хорошо просматривается достаточно большое пространство, испещренное тропинками. Люди на этой площадке, особенно днем, появляются не часто, и им даже в голову не приходит, что их здесь кто-то может увидеть. Потому ведут они себя раскованно, без всяких внутренних поправок. Вот на тропинке молодой человек. Остановился. Закурил. Пустая пачка из-под сигарет летит в снег. Молодой человек, появившийся вслед за первым, присел на заборчик возле голубятни. Пока ждал своего приятеля, решил испробовать силу на деревце. Рядом с заборчиком стал торчать остаток ствола, а приятели исчезли из моего поля зрения. Однако тут по тропинке зашагала женщина. Видно, что-то вспомнила, стала копаться в хозяйственной сумке. И в сугробе оказывается сверток.

Как станут вести себя люди, за которыми я наблюдала, когда окажутся в лесу, на реке? Они будут верны себе.

У меня есть знакомые, которых во все времена года вполне устраивает городской ландшафт. И таких людей немало. Однако я, как и миллионы других, когда стоит хорошая погода, не могу усидеть на месте. И вот воскресенье. Светит солнце. Иду по оврагу. До пруда еще далеко, а в одно ухо влетает репортаж спортивного радиокомментатора, в другое – голос задыхающейся от сверхритма гитары. Вскоре все заглушают магнитофонные крики. Настроение падает. Зачем эти люди покинули город? Природа как таковая им не нужна. Ни хор кузнечиков, ни другие голоса Земли они не слышат. Надежно заслонились от непривычных звуков техникой.

Нет, я ошиблась, решив, что природа никого не интересует. На берегу – бездыханные тела лягушек, их полувысохшая икра, охапки водных растений – их былые убежища. Наконец вдали замечаю охотника на лягушек. Оказывается, он еще не закончил «работу»: в руках камень и рогатина. А как же иначе? Охотится ведь не на беспомощных существ, а на грозных хищников. В очередной раз меня душит стыд за своих собратьев. В очередной раз чувствую полное бессилие. «Что предпринять? Слова бесполезны. Но что на него может подействовать?» – мечутся мысли. «Еще раз увижу за этим занятием – отлуплю!» – вдруг неожиданно для себя выпаливаю я. И тут же, вспомнив про свою тщедушность, внутренне сникаю. «Как бы не получилось наоборот», – мелькает мысль. Но детина, видимо, удивленный, что у лягушек могут' быть защитники, лепечет: «Это не я, я их не трогал». «И что они тебе сделали?» – спрашиваю, не зная зачем. Парень, забыв о своей невинности, отвечает: «А они вредные, ядовитые». Серьезный подход. Вершит суд: кому жить, а кому не жить – не просто так. Приговор выносится на основе обвинения. Вот только есть маленькая деталь. Аргумент, выдвинутый против лягушек, с огромной бородой. Появился он столетия назад. Усердно передается из поколения в поколение. Но пока что в нашей стране по вине амфибий еще ни один человек не попал в больницу.

Сотни лет висит над лягушками и другое обвинение. В прямую связь с ними ставят появление бородавок на руках. Блажен, кто верует. Однако это продолжение серии сказочных преданий типа: «Раздави лягушку – пойдет дождь».

Стремление обезопасить себя от предполагаемых напастей еще можно как-то понять. Хуже, когда заявляют: «А зачем они нужны, эти лягушки?» И действительно, какой от них прок?

14 мая 1794 года, почти двести лет назад, из-за лягушек скрестили шпаги два итальянца: профессор анатомии Луиджи Гальвани и физик Алессандро Вольта. Один утверждал, что существует «живое электричество», другой отрицал это. Спор растянулся на десятилетия: продолжали его уже сторонники Гальвани и Вольты. А когда дискуссия закончилась, началась эпоха электротехники, родилась электрофизиология. Для великого русского ученого Ивана Михайловича Сеченова 1866 год был не очень приятным: против него – автора «Рефлексов головного мозга» – было возбуждено судебное дело. Узнав об этом, Иван Михайлович сказал: «Зачем мне адвокат? Я возьму с собой в суд лягушку и проделаю перед судьями все мои опыты...» И в прошлом и в настоящем заслуги этих невзрачных существ в развитии науки и культуры столь велики, что в Париже перед зданием Пастеровского института им установлен памятник. Недавно на деньги, собранные японскими студентами-медиками, в Токио воздвигнут второй памятник лягушке.

Амфибии давным-давно заслужили еще один памятник. Они добровольно взяли на себя черную работу санитаров: уничтожают врагов лесов, полей, садов, огородов... На одном квадратном километре лягушки за год истребляют 15 тонн вредителей леса. Комары, между прочим, тоже по их части.

Но даже если бы амфибии не приносили никакой видимой пользы, разве стали бы они от этого хуже? А разве само наблюдение за ними неспособно дать человеку целую гамму впечатлений?

Весна. Она еще осторожно ступает по земле, а травяные лягушки собрались в пруду, у них разгар свадеб. Вхожу в воду. Стою, стараясь не делать руками резких движений. Вскоре начинаю подозревать, что меня принимают за обыкновенный пень. Пенек, правда, несколько высоковат. Поэтому льщу себя надеждой, что лягушки, несмотря на мою несуразность, все же приняли меня в свою компанию. Пытаюсь разобраться в положении дел. Рядом со мной счастливчики. Они не выпускают своих невест из лап. Остальные, судя по виду, не теряют надежд. Сидят, смотрят во все глаза, прислушиваются к каждому всплеску. Головы некоторых торчат из икры. Нет, это не чадолюбивые отцы. Травяных лягушек не интересует будущее потомство. Но, может, ими движет гастрономический интерес? Тоже нет. Пока не закончится сезон свадеб, у травяных лягушек пост, букашку даже не съедят. Но зачем тогда они забрались в икру? Хитрецы. В икре теплее, чем в воде.

Время летит быстро. Проходит три недели. И снова светит солнце. Снова пруд. Тот же. Травяные лягушки давным-давно в лесу. Вдруг раздается звонкая мелодичная трель. Услышав в первый раз эту трель, я стала осторожно подбираться к певцу, хотела выяснить, что за птица поет в кустах на берегу. А обнаружила на мелководье зеленую жабу.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.