Пядь советской земли

  • В закладки
  • Вставить в блог

Таким образом, мы протащились около трех с половиной километров и подошли к горловине озера. Здесь мы пустились вплавь. Терешкин лег мне на спину, и мы благополучно достигли берега. Вскоре его взяли на свое попечение санитары, а я еще несколько раз переплывал озеро, пока не переправил винтовки, даже не замочив их, потому что знал: в ближайшие же дни они нам понадобятся.

Наглый враг нас запомнил

И. Д. Чернопятко

Баторшина и меня - мы жили в одной палатке на Заозерной - подняла боевая тревога. Баторшин отправился к Безымянной по северному склону Заозерной, я - по южному, в сторону сопки, которую 'Впоследствии окрестили Пулеметной.

На Безымянной шел бой. Мои бойцы (в те дни я был помощником командира взвода), томясь вынужденным бездействием, осаждали меня просьбами послать их на Безымянную. Но мы ждали «гостей» и на Заозерную. Можно было предположить, что валет на Безымянную - 1 только попытка ослабить оборону Заозерной.

Эти опасения подтвердились 30 июля. Мой наряд возвратился из секрета, не обнаружив ничего подозрительного. Подножье сопки - овраг, поросший высокой травой, низкорослый дубняк, кустарники - было укрыто густым туманом. Обстановка требовала особой настороженности, и я решил послать бойцов в секрет вторично.

Все было тихо кругам. Пограничник Бор - мотов обратил внимание на кусты в ста пятидесяти метрах перед оврагом, которых не было раньше и которые каким - то чудом успели вырасти за это время. Бдительный Бормотов решил немедля напугать кусты и выстрелил в них. Куст закричал человеческим голосом и кубарем скатился в овраг. Из лощины выбежали еще три куста, проворно подхватили раненого и скрылись. То были японские наблюдатели.

А ночью я наткнулся уже на передовую цепь наступающих японцев, которые нарушили границу и подымались от берега Хасана, заходя нам с левого фланга в тыл. Со мной было только четыре бойца, один из них со сторожевой собакой. Частой стрельбой и перебежками мы старались в темноте создать впечатление, что нас много. Мы вели огонь без видимых ориентиров, только по шуму, но стоны раненых и ругань помогли нам примерно определить численность японцев. Их было около трехсот человек. Донесение об этом я тотчас же отправил на командный пункт.

Пулеметы Заозерной молчали. До поры до времени не следовало открывать местонахождения наших огневых точек. Пограничники с обычной выдержкой готовились встретить врага свинцом. Бить надо было наверняка!

Когда враг подступил к самому огневому рубежу, я швырнул гранату в японцев. Это был условленный сигнал. Через секунду на вершине сопки взвились световые ракеты. Наши пулеметчики давно с нетерпением ждали этого. Цель была перед ними. Надеясь на темноту и туман, японцы шли в рост, не маскируясь. Они жестоко поплатились за свою наглость.

Лейтенанты Терешкин и Христолюбов повели пограничников в контратаку. Раздались возгласы: «За советский народ!», «За родину!», «За товарища Сталина!», «Ура!» Первая атака японцев была отбита.

Я очутился в окопе с двумя пулеметчиками. Нам троим приходилось сдерживать натиск больше ста самураев.

Некоторые из них подползали к проволочным заграждениям и, прячась за каменный выступ, забрасывали нас гранатами. Расстояние было такое незначительное, что японские гранаты не успевали разрываться. Они падали, шипели, дымясь две - три секунды, и только потом взрывались.

Одна из гранат упала на бруствер окопа, совсем рядом со мной, так что я мог свободно дотянуться до нее рукой. Я так и сделал. Схватив горячую гранату, я швырнул ее назад.

Моему примеру последовал сосед. Теперь «лимоны» японцев «дозревали» уже на обратном пути и мгновенно взрывались среди своих хозяев.

В пылу боя я не заметил, что пулеметчики были переброшены в другое место и я остался в окопе один. Гранаты были на исходе, и я не считал возможным расходовать одну гранату меньше чем на группу из шести - семи самураев. Все чаще приходилось прибегать к нагану. К тому же силуэты японских солдат вырисовывались все отчетливее в неясном свете утра.

Снизу надвигались все новые и новые цепи. Они переползали через трупы, с пьяным остервенением лезли вверх. Шорох заставил меня обернуться. Только сейчас я заметил, что меня окружают. Три японца были уже в семи метрах выше окопа. Запас гранат у меня иссяк.

Я схватился за наган - у него оказался оторванным ствол.

Тогда я размахнулся бесполезным теперь наганом, точно это была граната, и швырнул его с силой в группу японцев, преградивших мне путь. Они помнили, как быстро взрываются мои гранаты, и в панике откатились в разные стороны. Я прорвался к своим.

К тому времени в третий раз был ранен лейтенант Христолюбов. Истекая кровью, он передал команду мне, и я остался старшим на левом скате Заозерной.

Пробегая вверх по склону, к месту, где шли рукопашные бои, я попросил у раненого в ногу пограничника Валова его винтовку.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Школа на Сахалине

Записки учителя