- Зачем? Кто там будет жить?

И действительно, живо вставали перед Емельяненко неприютные участковые усадьбы его прежнего совхоза: зима, кругом голая степь; занесенные снегом дома, без радио, электричества; живут люди в заброшенности. А что они делают всю долгую зиму одиночества? Стерегут снег...

- Нет, мы так жить не будем. И к тому ли мы идем? - Ирина даже зарделась от негодования.

Разговор шел возле фундамента нового дома, который закладывал Михаил Тимошенко. Ирина пришла с участка посмотреть, как строится усадьба; оказались тут люди я с других участков. Центральная усадьба притягивала, хотя они по ней и не тосковали: после дымного города степь не переставала очаровывать.

- А как вы мыслите усадьбу? - допытывался Емельяненко - Ну вот вы, Панов, коммунист, серьезный человек?

- Я вижу нашу усадьбу, - отвечал тракторист Леонид Панов, - культурным центром. И условия на ней должны быть близкими к городским. Конечно, не сразу!

Анна Батуринцева, комсомольский секретарь с четвертого участка, распланировала в точности:

- Клуб, библиотека, читальня... Тут и агробиологический кабинет, где можно заниматься, светлые мастерские. И, конечно, парк, а в нем каток!... Мы, Емельян Иванович, каждый день перед сном планируем. Что делать сельскохозяйственным институтам и ученым агрономам в городах? Они должны быть здесь - возле нас и колхозов. Вот тогда и пойдет дело!... А палатки ведь нас не страшат, как вы знаете.

И тут все глаза обратились к строителю Михаилу Тимошенко.

- Это все можно, - отвечал он после некоторого размышления. - Важно, чтобы строить навек. А людям идти сюда - тоже навек, кочевому племени вечная постройка ведь не нужна. Материальную заинтересованность тут надо найти. У колхозника она - трудодень. А у нас, городских сеятелей, где она обнаруживается? - Михаил поднял на директора свои чистые, как летнее небо, глаза и улыбнулся, говоря: - Тут я могу, пожалуй, выразить несуразное... Но выражу... У нас материальная заинтересованность - вот в этих домах, улицах, в читальном зале, в биологическом кабинете, в светлых мастерских. Понимаете, Емельян Иванович? Нам никакой собственности, никакого запаса и лишку не надо, и длинный рубль нами тоже не управляет.

- Ты, Миша, чистый философ! - похвалила Ирина.

А директор сидел строго молчаливый. Впервые он слышал, чтобы так просто н ясно были сказаны слова о вещах, которым посвящались целые книги.

В стороне от беседующих на уголке фундамента сидел отец Ивана Агеева Константин Ефимович, рыжебородый, жилистый сибиряк, сидел и слушал, не вмешиваясь. Когда Емельяненко поднялся, чтобы идти, Константин Ефимович перехватил его и потащил к своей стройке.

- Вот смотри, - говорил он, показывая сруб дома и все поместье. - Вхожу в целину с корнем! Тут будет крылец для меня и для старухи; тут - другой крылец, для Ивана: жениться собирается - ну, и получай отдельный ход, по городскому укладу... Это, Емельян Иванович, тоже заинтересованность!... Видишь, - указал Агеев на двор, - цыплята, уже коренные, на целине высижены.

Агеев усадил директора на бревно, сам присел возле и объявил:

- А ведь я тебя, Емельян Иванович, по другому делу призвал. Послушай... - Агеев положил руку на колено Емельяненко, заговорил тихо, убедительно: - Необыкновенный народ в твоих руках, цены не сыскать. Не видывал я такого! И заметь главное: окоренить его! Окоренить! Да если такое счастье за землю зацепится, - весь свет засыплем зерном. Стройся так, как они говорят, и правительству их слова доложи. Ух, окоренить!... Я, когда этого умницу Мишутку слушал, онемел прямо, ажио меня мороз по коже драл... Окоренить! Ух, силища!...

Агеев умолк.

Издали слышался монотонный и мерный стук молотка по камню.

X

Сибирь знала три великих урожая на Алтае - 1868, 1919 и 1938 годов.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.