На линии огня

Внезапно Химич попросил извинения, снял трубку. Я услышал его разговор с начальником механического цеха: Георгий Лукич требовал, чтобы деталь № 2140 завтра дана была на сборку.

— Приходится иногда ругаться с производственниками,— сказал конструктор, повесив трубку. — Вы не можете представить всей сложности нашей работы. Стая — это более двухсот отдельных машин, узлов и агрегатов. Их надо связать в одно целое, обеспечить сцепление, точно рассчитать электрическую и технологическую схемы. Не будет годиться хотя бы самая незначительная из машин — не пойдёт весь стан.

Голос у Химича тихий и мягкий. Говорит просто, без всякой рисовки.

— Работа идёт лесенкой, со ступеньки на ступеньку. Продумываю общий план узла, отдаю на детализацию, а сам решаю следующий узел. Понимаете, какую ответственность мы берём на себя? Но ведь сроки пятилетки не растянешь, их можно только сжимать. Стан должен быть пущен в конце этого года. Так мы обещали товарищу Сталину. Наши комсомольцы уже монтируют готовые части в Нижнем Тагиле.

Я заметил, что запуск новых, неиспытанных конструкций связан с известным техническим риском.

— Совершенно верно! — в тёмных глазах Химича блеснул огонёк и в голосе вдруг зазвучали металлические нотки.— А разве партия не учит нас не бояться риска, смело идти навстречу трудностям и побеждать их. Ведь мы создаём технику коммунизма. Коммунизма! А есть ещё люди, которые боятся любого новшества. Недавно приехало к нам несколько инженеров из Нижнего Тагила принимать чертежи. Показываем им гибочную машину. И тут находится один мудрец. Начинает философствовать на тему, что, мол, с одной стороны, машина хороша, но, с другой стороны, не лучше ли без неё, потому что освоить её будет трудно, а рельсы можно выпускать и без этой машины...

— Что же вы ему ответили?

— А я ему сказал прямо: «С такими взглядами вам цех не пустить».

Химич вынул папиросу, молча закурилЕго тонкие пальцы чуть дрожали.

— И ещё вот что я тогда сказал: «Мы, уралмашевцы, вложили много сил в «рель-собалку». И мы не простим эксплоатаци-ояникам, если они не сумеют выжать из машин всё, что машины должны дать по расчёту!»

Нет, этот старый комсомолец не был добродушным мечтателем. Прежде всего это был борец.

От пушки Брозиуса до стана Химича — это не только путь одного из крупнейших заводов нашей страны,— это и значительная глава истории уральского комсомола.

Есть волнующий смысл в той преемственности боевого комсомольского духа, который ощущаешь в нынешних делах молодёжи Уралмаша.

Снова появились в цехах комсомольские «посты контроля»: за прохождением каждой детали для рельсобалочного стана следят сотни глаз. Я встречал комсомольских контролёров в конторках мастеров, на складах, в кабинетах руководителей цехов. Юноши и девушки деловито, с цифрами в руках, говорили о производственных неполадках, требовали их устранения.

Захотелось увидеть и тех комсомольцев-уралмашевцев, которые добровольно поехали в Нижний Тагил, чтобы начать монтаж рельсобалочного цеха.

От Свердловска до Нижнего Тагила несколько часов езды.

Стройка. Незаконченный цех растянулся на километр. Мы идём к тем пролётам, где уже начался монтаж оборудования. Над головой скользит кран. Рабочие снизу сигнализируют крановщику, осторожно отцепляют от металлических тросов громоздкие детали.

Возле клети встречаю уралмашевского мастера Василия Михеевича Белых. Спрашиваю про комсомольцев: как они справляются с монтажом?

— Тут такое дело было,— говорит Василий Михеевич. — Надо было побыстрее подогнать тяжёлую траверсу к станине. Сложная операция. Полагается семьдесят часов по норме Комсомольцы сделали за двадцать. Сознательные хлопцы! Пока сменное задание не выполнят, не идут домой, хоть ты что.

Подошёл бригадир монтажников Пётр Слабун: