Макарка

М Платошкин| опубликовано в номере №40, октябрь 1925
  • В закладки
  • Вставить в блог

- Ну, а тебе-то что, ну. Гоните. Хоть сейчас гоните, - злобно закричал Макарка и, не дожидаясь ответа, быстро стал догонять Яшку.

Васька крикнул ему подождать, сам кинулся за ним, Макарка не оглядывался. Андрей молча посмотрел ему вслед, и тихо пошел к заводу. Думал о Макарке. Опять по-прежнему хулиганить начал. В мастерской опять час за работой, три - в разговорах. Опять начал резаться в карты.

«Ведь совсем наш парень был, совсем исправился, а теперь»... Он порывисто остановился и долго смотрел в макаркину сторону. Голова гудела, сердце сжимали тяжелые думы.

- Ты что - остановился и Васька, - думаешь, вернется?

- Не вернется, так вернуть надо, - сердито вскинулся Андрей. Ведь, сами виноваты, вся ячейка виновата. Просил, просил работы, не дали. Привыкай, дескать, так - и привык. Этот Валька еще доконал. Подожди! Тебя - то мы еще взгреем за школу - погрозил он кому-то в темноту.

- А Макарку как? Исключат?

- Бюро уже исключило. Надо отстаивать, чтоб с завода не гнали, а то пропал. Да в обработку его, как следует. Во что бы то ни стало в клуб затащить, хоть силой. Хоть и трудно теперь, да ни черта, парень толковый.

... А Макарка догнал товарища и пошел рядом. Встали возле низенького домика, подозрительно осмотрелись.

- Нынче важно: на праздник ушли, - зашептал Яшка в лицо Воронову.

Тихо пробрались на маленький, глухой дворик и замерли. Над головой серело снежное, грязное небо. Где-то, дворов за пять, глухо и лениво лаяла собака, и кроме этого лая ни один звук не пугал напряженной тишины. Два окна, выходившие на двор, заливались изнутри желтым светом, но за белыми занавесками ничего не было видно. Яшка взял Макарку за рукав и, стараясь не скрипеть, заскользил к темневшим сараям. Он то и дело останавливался, вслушивался в морозную тишину и тихо бормотал Макарке:

- Я давно следил... один не хотел... Легко под навесом.

Вошли под навес. Пахло затхлостью, лошадиным пометом. Большая, покатая крыша низко свисала над входом. Макарка споткнулся - под ногами резко застучали мороженые катышки. Напряженно затихли. По спине - легкая дрожь. Но тихо во дворе, - слышно, как глухо стучит сердце. Опять зашарили. Прямо хоть глаз выколи. Часто оборачивались и на выходной свет разбирали предметы. В углу стояла крепкая, двухколесная тележка. Макарка тронул тихонько за ручку, тележка скрипнула и легко завернула к выходу.

- Трескачиха обещала червонец дать, - ободряюще заметил Яшка, но в голосе чувствовалась дрожь.

Взялись оба за переднюю перекладину и мягко покатили на двор. Выехали на снег. Колеса затянули скрипучую, звенящую трель. Свернули к забору. Глаза напряженно смотрят вперед на светящийся выход в воротах. Ничего не слышно, кроме скрипучего шелеста колес, но Макарке казалось: это нарочно затаилась жуткая тишина, чтоб после сильней разразиться криком. А в переливчатом шелесте колес слышался скрип отворяемой двери. И поневоле косился глаз на желтые прямоугольники окон. Ближе, ближе спасительный выход. Расширяется в прорезе калитки улица. Но что это. Ребята так и застыли. Еще лучше обступила тишина и в ее напряженном молчании уже явственно тонко и певуче заскрипела дверь.

- И-и-и-и-и-ы.

Резко, будто выстрелом, ударило в грудь. Плотно прижались к забору. Лихорадочный взгляд на крыльцо. Макарка жадно впился в опоясанную белым фигуру, видел, как она шевелилась, будто вперед наклонялась, чтоб рассмотреть лучше. С минуту все напряженно молчали. Молчала темная фигура, молчал Макарка. Только чувствовал, как в груди что-то росло, набухало, будто пузырь какой, и от его расширяющихся стен, тяжелая тупая боль вырастала в груди. В сознании с головокружительной быстротой мотались два слова:

- Уйдет или нет. Уйдет или нет.

Словно чувствовал на себе два враждебных глаза, вздрагивал, пятился назад, но забор не пускал. Холодел Макарка, вытягивался на цыпочках кверху. А в груди больше и больше давила гнетущая напряженность. Казалось, невидимый пузырь вырастал больше, шире.

Тонкие стены растягивались, звенели и вот-вот не выдержат, лопнут. Провел машинально по лбу, рука стала мокрая. Чувствовал - еще минута, две... и не выдержит, закричит... но темная фигура зашевелилась, опустилась ниже и твердо, равномерно заговорила:

- Хруп. - Хруп...

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены