- Ах ты, гад ползучий, ах, вот ты где ошиваешься!

- Здорово, идем с нами!

Растерялся даже Макарка: одни лезли здороваться, другие зачем-то совали в бока, третьи кричали над самым ухом. Вся старая компания набрела с девчатами.

- Идем в киношку.

Макарка отказывался, говорил, что нет денег, но его утащили.

- Что же, черт, совсем закомсомолился и знаться не хочешь, да!

Яшка взял его под руку, а с другой стороны Манька, стриженная в кружок, вцепилась, повисла на его руке, крепко-крепко прижалась. Чувствовал даже Макарка, как билось рядом ее сердце, чувствовал ее молодое горячее тело, и без сопротивления шел в театр.

Давно начал, было, гулять с Манькой, да комсомол помешал. А сейчас опять потянуло к ней. Яшка скоро улетучился к своей, вдвоем остались. Манька со смехом рассказывала, как они в прошлое воскресенье ездили на дачу и так кутили там, дух вон.

- И в это воскресенье собираемся. Едем с нами!

Макарка молчал. Хотел сказать - нет, да взглянул ей в лицо и почувствовал, что обязательно поедет, сам будет ребят теребить, чтобы ехали. И боялся этого, чувствовал, что его куда-то тянут от ребят, от ячейки, не хотел поддаваться, но Манька повисла на руке, - не оторвешь.

- Ну, поедешь что ли?

- Не знаю.

- Едем. Уж и загуляем с тобой, у-у-у... Только денег больше бери. Помнишь, как зимой на вечеринке. Неужели опять не хочешь, а, Макарка?

Вместо ответа Макарка прижал ее крепче, нагнулся к ней, замедлил шаги. В голове стояла ячейка, но ее все больше и больше заволакивало туманом.

VII

ЖЕРЛАМИ прожекторными далеко в темь улицы лучится свет. Черным великаном четко вырисовывается на нем заводская труба. Отойдешь за полверсты, оглянешься, и чудится: полыхает завод огромным пожаром. И яркий, белый отблеск бросает в улицу. И даже страх пробирает. Хочется сорваться и бежать, что есть духу, завод выручать. И плывут рабочие черным говорливым ручьем только не на пожар, а на праздник, на годовщину Октябрьскую. Оттого и снег так задорно хрустит, словно подсолнухи жареные под ногами, что весело на сердце у всех, прет эта веселость наружу, заставляет и снег под ногами плясовую выговаривать. А у входа в завод, поперек ворот, огненные буквы:

- «Седьмая годовщина».

По краям два серпа золотых с молотами серебряными обнимаются. И такой свет хлещет на улицу от этих букв, что даже глазам больно смотреть, и снег золотится переливами. Будто тоже лозунг состряпать хочет. В освещенном белом пространстве галдит безбилетная ребятня, жмется к воротам надоедливо.

- Дяденька, проведи!

- Дядь, дай билетик!

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.