Майор Вихрь

- Не спорить. И взять меня с собой. Вихрь отошел к Седому и сказал:

- Товарищи, прошу всех сверить часы. Завтра мы увидим наших в два часа ночи... Наша задача - нарушить кабель взрыва Кракова. Маршал Конев: «К этому времени прорыв немецкой обороны был осуществлен на фронте в двести пятьдесят километров и на глубину до ста двадцати - ста сорока километров. К этому времени войска фронта разгромили основные, главные силы 4-й танковой армии, 24-го танкового резервного корпуса и нанесли значительное поражение 17-й немецкой полевой армии, входившей в группу армий «А», которой командовал генерал Гарпе. Достигнутые успехи создавали выгодные условия и для развития дальнейшего наступления на главном - Бреславском направлении и для удара во фланг и тыл краковско-силезской группировки немцев. Используя все, что было у них под руками - и остатки отходящих частей и подбрасываемые из глубины резервы, - немцы стремились во что бы то ни стало задержать дальнейшее продвижение нашей главной группировки к Одеру. Но одновременно с этим они продолжали упорно оборонять Краков и, по всей видимости, несмотря на критическое положение, которое создалось у них севернее, готовились оказать самое ожесточенное сопротивление в Силезском промышленном районе. Да и странно было бы, если бы они не собирались здесь драться. Силезский промышленный район по выпуску своей продукции занимал у них второе место после Рура, который, кстати сказать, тоже очутился к тому времени под прямой угрозой со стороны наших союзников. Видимо, немцы рассчитывали, опираясь на сильно укрепленный раковский нрепостной район, сдержать нас, а в последующем, при первой возможности, нанести удар на север - во фланг и тыл нашей главной группировки, сорвать наше наступление и удержать за собой весь Силезский промышленный район. Очевидно, здесь будет уместно сказать несколько слов о силе немецкого сопротивления, с которым мы столкнулись в этой операции вообще, беря ее целиком. Во-первых, надо отметить, что к началу операции немецкие дивизии (в особенности стоявшие против Сандомирского плацдарма) были укомплектованы и перед началом сражения имели в своем составе до двенадцати тысяч солдат и офицеров каждая. То есть, иначе говоря, к тому времени немецкая пехотная дивизия по своему людскому составу примерно соответствовала двум нашим стрелковым дивизиям. Мы с самого начала ожидали, что немцы будут драться упорно, тем более что в перспективе дело шло о перенесении наших действий уже непосредственно на территорию Третьей империи. Тяжелая обстановка, складывающаяся в конце войны для немецкой армии, пока еще не вносила, надо сказать, почти никаких поправок в характер действий немецких солдат на поле боя: немецкий солдат продолжал драться так же, как дрался раньше, отличаясь, особенно в обороне, стойкостью, порой доходившей до самопожертвования. Организация армии оставалась на высоте, дивизии были укомплектованы, вооружены и снабжены всем или почти всем, что им полагалось по штату. В этих условиях говорить о моральной сломанности немецкой армии пока не приходилось. Надо добавить к этому и такие немаловажные факторы, как, с одной стороны, геббельсовская пропаганда, которая пугала солдат, уверяя их, что мы не оставим от Германии камня на камне и угоним в Сибирь все немецкое население, а с другой стороны, те жестокие репрессии, которые к этому времени еще более широко распространились в немецкой армии. Ко всему этому следует добавить и заметный подъем духа, вызванный в немецкой армии наступательной операцией в Арденнах, которую сумела широко использовать немецкая пропаганда. Судя по показаниям пленных, в среде солдат и офицеров было в то время довольно широко распространено мнение, что, разбив союзников в Арденнах и принудив их к сепаратному соглашению, германскому командованию удастся бросить свои силы со всех фронтов против Советского Союза. И эта точка зрения распространялась даже и тогда, когда немецкая наступательная операция в Арденнах окончательно выдохлась. Девятнадцатого января рано утром я выехал на наблюдательный пункт 59-й армии к генералу Коровникову. Наступавшие все эти дни с боями войска Коровникова подтягивались для нанесения удара непосредственно по Кракову с севера. И наблюдательный пункт находился уже в виду города. Оценив вместе с командующий армией обстановку на месте, мы решили направить приданный армии 4-й гвардейский танковый корпус генерала Полубоярова в обход западнее Кракова. В сочетании с наступлением 60-й армии, выходившей в это время к юго-восточным и южным окраинам Кракова, все это создавало для немцев угрозу окружения. Войска самой 59-й армии в то утро готовились к штурму. Им была поставлена задача ворваться в город с севера и овладеть мостами через реку Висла, лишив противника возможности продолжать дальнейшее сопротивление в самом городе. Для меня было очень важным добиться стремительности действий всех войск, участвовавших в наступлении на Краков. Только наша стремительность могла спасти Краков от разрушений. А мы во что бы то ни стало хотели взять его неразрушенным. Мы заранее отказались от ударов артиллерии и авиации по самому городу. Это было категорически запрещено. Но зато укрепленные подступы к городу, на которых строилась немецкая оборона, мы в это утро подавили артиллерийским огнем самым основательным образом. Спланировав на наблюдательном пункте предстоящий удар, мы вместе с Коровниковым выехали на «виллисах» непосредственно в боевые порядки его войск. Корпус Полубоярова уже входил в город с запада, а на северной окраине вовсю шел бой. Продвижение было успешным. Немцы вели по нашим войскам ружейный, автоматный, пулеметный, артиллерийский, а временами и танковый огонь, но, несмотря на шум и треск, все-таки чувствовалось, что этот огонь уже свертывается, что, по существу, противник уже сломлен угрозой обхода танков Полубоярова и решимости, несмотря на угрозу окружения, зацепиться за город и засесть там у него уже нет. Корпус Полубоярова вот-вот мог перерезать последнюю дорогу, идущую на запад. У немцев оставалась только одна дорога - на юг, в горы. И они начали поспешно отходить. В данном случае мы не ставили себе задачи окружить немцев в городе. Если бы мы это сделали, нам бы потом долго пришлось их выкорчевывать оттуда, и мы, несомненно, разрушили бы город. Как ни соблазнительно создать вокруг противника кольцо окружения, в данном случае мы, хотя и располагали такой возможностью, не пошли на это. Поставив противника перед реальной угрозой охвата, мы вышибали его из города прямым ударом пехоты и танков. К вечеру части Коровникова, громя немецкие арьергарды, прошли весь город насквозь, а части 4-го танкового корпуса с северо-запада и части 60-й армии с востока и юго-востока нанесли крупные потери немцам - уже на выходе и после их выхода из Кракова.... Мин в городе немцы заложили больше чем достаточно. Мины были заложены под все основные сооружения, под многие исторические здания. В одиннадцать часов вечера, когда по шоссе от Кракова отступали войсна немцев, в трехстах метрах от них на снежном поле в маскировочных халатах работали Вихрь, Аня, Тромпчинский, Седой и его люди. Они долбили мерзлую землю и оттаскивали ее в белых мешках в лес. Они продирались сквозь окровавленную ледяную, коричневую, острую землю к тому кабелю, в котором была смерть Кракова. Шурф становился с каждым часом все шире и глубже, а потом руки Вихря ощутили бронированный кабель. Вихрь лег на спину и увидел небо, а в небе, среди звезд, совсем рядом с собой бледное лицо Ани.

- Все в порядке, девочка, - сказал он и заплакал. - Здесь. Давайте шашку, братцы, будем рвать. Вот он, кабель. У Седого тряслись руки и ходила челюсть, он тоже плакал и хлюпал носом. Лично и строго секретно от премьера И. В. Сталина президенту г-ну Ф. Рузвельту. Сегодня, 15 января, имел беседу с маршалом Теддером и сопровождавшими его генералами. Как мне кажется, взаимная информация получилась достаточно полная. С обеих сторон были даны исчерпывающие ответы на поставленные вопросы. Должен сказать, что маршал Теддер производит самое благоприятное впечатление. После четырех дней наступательных операций на советско-германском фронте я имею теперь возможность сообщить Вам, что, несмотря на неблагоприятную погоду, наступление советских войск развертывается удовлетворительно. Весь центральный фронт, от Карпат до Балтийского моря, находится в движении на запад. Хотя немцы сопротивляются отчаянно, они все же вынуждены отступать. Не сомневаюсь, что немцам придется разбросать свои резервы между двумя фронтами, в результате чего они будут вынуждены отказаться от наступления на западном фронте. Я рад, что это обстоятельство облегчит положение союзных войск на западе и ускорит подготовку намеченного генералом Эйзенхауэром наступления. Что касается советских войск, то можете не сомневаться, что они, несмотря на имеющиеся трудности, сделают все возможное для того, чтобы предпринятый ими удар по немцам оказался максимально эффективным. 15 января 1945 года.

В форте Пастерник раздался телефонный звонок из полевого штаба, покинувшего Краков еще вчера.

- Либенштейн, - прокричал шеф гестапо, - рвите к черту этот вшивый город, войска почти все прошли! Либенштейн приказал эсэсовцам из охраны:

- Заводите машины, уезжаем! Он подошел к большим черно-красным кнопкам и, глубоко вдохнув, нажал их. Чуть присел, ожидая взрыва. Взрыва не было. Либенштейн открыл глаза и медленно выдохнул воздух. Он снова нажал на кнопки, и снова взрыва не последовало. Зазвонил телефон.

- Ну?! - орал шеф гестапо. - Что вы там тянете?!

- Я нажимал на кнопки. Взрыва нет...

- Что?! Вы с ума сошли?!

- Господин бригаденфюрер...

- Берите охрану, у вас там сто человек СС, и пройдите по всему кабелю! По всему! Ясно вам?!

Личное и строго секретное послание от г-на Черчилля маршалу Сталину. Я очень благодарен Вам за Ваше послание, и я очень рад, что маршал авиации Теддер произвел на Вас такое благоприятное впечатление. От имени Правительства Его Величества и от всей души я хочу выразить Вам нашу благодарность и принести поздравления по случаю того гигантского наступления, которое Вы начали на восточном фронте. Вам, несомненно, теперь известны планы генерала Эйзенхауэра и в какой степени осуществление их было задержано превентивным наступлением Рундштедта. Я уверен, что на всем нашем фронте бои будут идти непрерывно. Британская 21-я армейская группа под командованием фельдмаршала Монтгомери начала сегодня наступление в районе к югу от Роермонда. 17 января 1945 года.

Реакция Гитлера на сообщение о стремительном прорыве русских войск маршалов Жукова и Конева была неожиданной. Это сообщение фюреру передали во время обеда - если дела этого требовали, Гитлер прерывал обед. По прежним временам - Борман, обедавший с ним сегодня, знал это точно - Гитлер наверняка выскочил бы из-за стола и отправился в соседнюю комнату, к военным. Но - и это было главным, поразившим Бормана, - Гитлер только чуть согнулся над тарелкой, мгновение сидел, как бы замерев, а потом отодвинул вареную свеклу с луком и попросил:

- Очень хочется кофе... Занятная деталь: мой пес Блонди тоже вегетарианец, я наблюдаю за ним довольно долго. Видимо, это разумно, раз животные своим инстинктом дошли до этого. Когда подали кофе, Гитлер отпил маленький глоток и чуть улыбнулся:

- Помню, как-то я поехал в лагерь молодежи «Арбайтсдинст». Меня окружили бронзоволицые, развитые, прекрасно сложенные молодые люди. И я подумал: «Какая же глупость происходит в нашем кино!» Продюсеры подбирают себе на главные роли кретинов - сморщенных, горбатых, некрасивых мужчин. Неужели Германия бедна героями? Разве молодые люди из этого лагеря не могут стать звездами экрана? Специфика работы с актером? Я не знаю большего абсурда, чем эта отговорка! Конечно, это будет смелый эксперимент, если в кино пойдут сами герои, из жизни - с фронта, из трудовых лагерей, от машин. Так что же, бояться критики? Дайте десяти критикам написать в десяти газетах об одной и той же вещи, и вы решите, что каждый из них писал о чем-то другом. Критика - самовыражение неудачников. Как они травили Вебера! Или «Кармен» великого Бизе? Критики сдохли и забыты, а Бизе жив! Именно всяческие критики и толкователи придумали бредовую идею о том, что Иисус - еврей! Иисус - сын римского легионера! Мать его могла - да и то с большими натяжками - быть еврейкой. Какой же Иисус еврей, когда он всю жизнь боролся против материализма?! А материализм - это евреи и только евреи. Они все сотканы из эгоизма! И этот эгоизм, въевшийся в их плоть и нровь, не позволяет им рисковать в борьбе за жизнь, они дают убивать себя, как кролики. Конец этой войны будет финалом еврейской нации. Между прочим, я заметил: ни в одной стране так плохо не играют Шекспира, как в Англии. Вам нравится кофе? Не крепок?

- Кофе прекрасен, - ответил Борман.

- Коммунизм - материализованное евреями христианство. Это поймут все в мире, но как бы не было поздно. Между прочим, я совершенно не могу читать «Фолькише беобахтер», Розенберг калечит язык. Скоро придется писать: «Фолькише беобахтер балтийского издания». Нельзя так засорять язык грязными словами весьма сомнительного происхождения. Розенберг воспитывался в Латвии, а латыши - это свинская нация, которую использовали большевики, как хотели и когда хотели.

- Я передам Розенбергу, мой фюрер...

- Не надо. Он очень обидчив. Зачем обижать его? Надо найти какой-то иной способ тактично помочь ему. Но помочь надо, хотя бог помогает только тем, кто сам помогает себе. Гитлер долго смотрел в коричневую гущу, оставшуюся на дне чашки, вздохнул, плечи его опустились, кожу возле виска свело тиком. Он притронулся к виску указательным пальцем, испуганно отдернул руку, быстро посмотрел на Бормана - понял ли тот его испуг, снова вздохнул, потом вы-мученно улыбнулся н сказал:

- Пусть подберут какой-нибудь хороший фильм. Очень хочется посмотреть хороший, веселый фильм. Он поднялся, и Борман почувствовал, как у него екнуло сердце: Гитлер был сгорбленный, нога волочилась, правая рука тряслась, а на лице замерла виноватая, жалкая улыбка.