Летим на разведку

Евгений Месяцев| опубликовано в номере №993, октябрь 1968
  • В закладки
  • Вставить в блог

— Пожалуйста...

Кажется, все проверено и включено. Техник отбежал к носу самолета. Вот он отсоединил свои длинный шнур связи с нами, поднял руки и тотчас разбросал их. По этому сигналу его товарищи вырвали из-под колес тормозные колодки — путь к взлетной полосе свободен!

В воздухе над морем самолет-разведчик пойдет «за звуком», то есть его скорость превысит скорость звука — 1 224 километра в час. Но свой разбег машина начинает медленно. Первые секунды она бежит по бетонной дорожке так, будто вовсе не собирается расставаться с землей. Невольно у всех, кто наблюдает за нами, да и у членов экипажа нарастает напряжение. Бетонная полоса не бесконечна: взлетим или не взлетим?

Несмотря на ранний час, за бортом градусов двадцать пять. Воздух уплотнился этим теплом — значит, машина оторвется от суши в конце аэродрома.

— У нас очень мощные двигатели! Придется поработать рулями, чтобы удержать эту штуку на взлетной полосе!

Самолет мчится с высоко поднятым носом. Я оборачиваюсь, сквозь боковые бронестекла угадываю по промелькнувшим строениям место, где мы находимся, — середина дорожки. Ну, еще, еще немножко...

Сто двадцать... сто шестьдесят... двести... (километров в час).

Полковнику сейчас не до прибора, показывающего нашу земную скорость. Сню минуту ему важнее знать все, что происходит в двигателях, — он ими и занят. Отсчет скорости ведет штурман. Его голос дрожит — действует встряска, которую нам дает в общем-то ровная взлетная полоса. Мышко ждет, когда старший лейтенант сообщит ему нужное число. Получив его, полковник в последний раз сильно подтянет к себе штурвал, — вот тогда-то мы и покинем землю.

Скорость растет. Сотни тонн легкого и сверхпрочного сплава с грохотом несутся к морю. И не найти сил, способных остановить, прекратить наш разбег. Постойте... Да они уже не понадобятся — мы в воздухе. «Самолет обладает большой скороподъемностью», — предупреждал меня Мышко. Большая скороподъемность? Разведчик набирает высоту, словно кто-то поддал ему сзади...

Ослаблю-ка я привязные ремни (вывалиться из кресла при такой езде невозможно), спокойно осмотрюсь и прислушаюсь. Владимир Антонович Мышко ведет самолет прямо на солнце. Я опускаю широкий фильтр защитного шлема, откидываюсь на спинку кресла — как хорошо! Главное — все в порядке, сомнения и страхи исчезли, несколько часов полета пройдут скоро. Нет, мне необходимо что-нибудь сказать по этому поводу нашему командиру!

— Владимир Антонович, когда пойдем за звук?

— Потерпи немного...

В кабине тихо, хотя полковник по-прежнему выжимает из двигателей все возможное. Впрочем, если уж очень прислушаться, можно уловить спокойный звон, легкую и ровную дрожь обшивки самолета. Интересно, что с нами будет, когда командир заставит моторы поработать на «сверхзвуке», или, как говорят пилоты, начнет разгон?

Заныло в ушах. Это работают автоматы наддува наших кабин — они герметизируют пространство, в котором мы сидим. Доктор предупреждал, что болеть может при насморке, даже самом незначительном (зря я ему ничего не сказал). Я несколько раз якобы что-то проглатываю, и все неожиданно проходит. Зато теперь неловко повернуть голову — парашютные лямки сбили воротник спасательного жилета. Это, как я уже сказал, склад нужных при аварии вещей. В нем баллончик с углекислотой (она мгновенно раздует жилет, стоит коснуться воды), сигнальная мигающая лампочка (ее видно издалека) с батарейками в непромокаемом кармане и такое же отделение, куда засыпан яркий порошок для того, чтобы с воздуха по большому пятну можно было скоро заметить приводнившийся экипаж.

С жилетом покончено, но тут я чувствую, что на ботинках ослабли шнурки.

Тяжелая обувь сбережет ноги при катапультировании. Внизу, на подножках кресла, есть специальные стальные скобы. Стоит нажать на ручки стреляющего механизма, и почти одновременно с выстрелом эти снобы цепко прижмут ноги к подножкам, не дадут им в момент больших перегрузок (они возникают, когда экипаж на большой скорости покидает самолет) и под действием встречного потока воздуха сорваться с кресла. Ботинки сделаны из толстой кожи — сквозь нее не чувствуешь прикосновения крепких скоб...

Кажется, самолет больше не поднимается. Так и есть: командир набрал нужную высоту и погасил скорость.

Мы на первой площадке наблюдения за морем. Отсюда по заданию разведчик должен пройти несколько сот километров на «сверхзвуке». И сразу, без лишних слов:

— Начинаю разгон!

Я мгновенно подтягиваю привязные ремни.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Серьезный комик

18 декабря 1921 родился Юрий Владимирович Никулин С заслуженным артистом РСФСР Юрием НИКУЛИНЫМ беседовал специальный корреспондент «Смены» Леонид ПЛЕШАКОВ.