Затяжка первая

Был бодр директор фабрики «Дукат». Сначала. Он предсказал коротко и энергично. Если бы ситуация позволяла, он бы, наверное, так же коротко и энергично выругался. Но знаете — пиджак, галстук... кабинет, журналисты... В общем, директор произнес сдержанно, но быстро, что, по его мнению, в близком будущем табачные изделия будут выдаваться по талонам, а отдельным гражданам (по-видимому, нервным и оттого много курящим) придется перейти на самосад...

А затем директор табачной фабрики «Дукат» Валентин Алексеевич Филипповский не бодро, не энергично, подробно и с плохо скрываемой тоской объяснил свои безрадостные предчувствия. Объяснил, приводя факты, цифры, называя суммы (денежные) и пр. и пр. — все то, что заложено в процесс изготовления небольшой набитой сигаретами пачки, той самой пачки, на которой наш предупредительный Минздрав сообщает про наше хрупкое здоровье. Впрочем, о нем и речь — о нашем хрупком советском здоровье...

Однажды кто-то не из системы Минздрава (хотя кто знает, кто знает...), но человек наверняка гуманный, не злой и вежливый, отложив в сторону топор (веревку? кувалду? ружье? мышьяк? дубину?..), снял с губы окурок и протянул его обреченному на смертную казнь человеку. Последняя затяжка смертнику! Последний прижизненный кайф! Заметьте, не глоток вина, не женщину — затяжку дымом табака. То есть даже люди грубых профессий (типа революционных матросов, работников правоохранительных органов и т. п.) понимали высший смысл этого акта, что лишний раз говорит о больших различиях между человеком и, например, козлом. Но мы не о козлах, хотя и они тоже имеют отношение к системам Агропромов, в ведении которых находится «табачное дело» нашей страны. Одним словом, даже в те времена (в какие? — об этом представление у каждого свое), даже обреченным на казнь людям, даже лишенным всякой надежды людям оставляли последнее святое право — право на затяжку. Ту самую, ни с чем не сравнимую затяжку терпким, щекочущим легкие табачным дымом, которую по кайфу, можно сравнить разве что с ощущениями провинциала, полдня искавшего единственный на весь индустриальный город туалет и вставшего наконец к писсуару... Помните эту головокружительную постепенность? Короче, только курильщик поймет и оценит пафос, с которым мы «поем» о табаке. И тут...

Люди лишаются табака. Лишаются той самой заветной затяжки, которую, быть может, слишком многие хотят всосать всем организмом, оказавшись один на один с перестройкой, лицом к лицу.

Это, между прочим, не юмор. Это совершенно, между прочим, серьезно.

Время стрессов и страстей, как сказал поэт-песенник. Время «революционных преобразований нашего общества», как говорят не чуждые поэтики политики. Время все новых и новых витков перестроечного обновления, пределы которого никому не известны. Дух захватывает ежедневно. Стоит открыть газету, включить телевизор или (не дай вам бог!) увидеть из окна вашего дома, как в вашем тихом дворике ранним утром в расчете на инкогнито (наивные!) играют друг с дружкой резиновыми дубинками милиционеры. Но это к слову. К слову о каждодневном стрессе. И к слову о средствах, которые помогают этот стресс снять. Табак, как гласит молва, несмотря на свою вредоносность, именно к таким средствам и относится. А его нет. Почему? Ну, почему нет ДАЖЕ табака?! Именно так хочется воскликнуть. Хоть это и голая эмоция, свойственная, как было тонко замечено, в основном амбициозным политикам от перестройки. Но тем не менее эта голая эмоция присутствует. Причем в организме. Причем в организме не очень сытого и давно курящего человека. А если подсчитать, сколько на территории СССР таких организмов, то идиоматическое выражение «душевный вопль» перестает существовать в виде голой абстракции и приобретает необходимую остроту, гласность и силу. И над землей отчетливо прогремит: «НУ ПОЧЕМУ?! НУ ПОЧЕМУ В НАШЕЙ СТРАНЕ НЕТ ДАЖЕ ТАБАКА?!» Вот только вопль он и есть вопль. На него нынче внимания не обращают: вопят все или почти все. Потому мы и задали этот «вопль» очень тихими голосами Василию Николаевичу Теревцову — начальнику производственного объединения «Табакпром» Госагропрома РСФСР (его рабочий телефон 254-31-11). И он сказал почти с той же, что и директор фабрики «Дукат» (помните?), тоскливой интонацией...

Затяжка вторая

Но прежде чем тов. Теревцов сказал, мы вдруг задумались. Для его же, тов. Теревцова, пользы.

Мы задумались вдруг о директоре фабрики «Дукат» Валентине Алексеевиче Филипповском. И вот на какие мысли навел этот худощавый, нервно уставший человек.

Будь он, Филипповский, свободным, ни от кого не зависящим (кроме покупательского спроса) владельцем фабрики «Дукат», решила бы молодая женщина вместе с малолетними детьми выброситься из окна, доведенная до отчаяния нищетой, с которой устала бороться? (Об этом страшном случае рассказало нам ленинградское телевидение.) Сам вопрос и сцепка фактов на первый взгляд довольно странные. Но мы считаем, только на первый взгляд. Поскольку нищета в нашей стране обусловлена одним: несостоятельностью экономической концепции. Время доказало простую мысль: нельзя управлять экономикой, не вкладывая деньги в производство и не получая от этого производства стимулирующую прибыль. Будь Филипповский владельцем фабрики, он бы, наверное, сократил (или увеличил?) штат рабочих. Он бы, наверное, переманил (читай — перекупил) лучших специалистов с фабрики «Ява», чтобы, например, дукатовские «Столичные» превосходили «Столичные» явские. У него, наверное, были бы свои табачные плантации, свой «мерседес», свой особняк, свой счет в банке, с которого он, тов. Филипповский В. А., наверняка бы жертвовал немалые суммы на строительство тех же школ, разрушенных во время армянского землетрясения. И не расходовал бы он попусту свою энергию и нервы, матеря в душе все эти «...промы», «...стерства». Он бы, наверное, нормально, в удовольствие себе и другим работал, рисковал, проваливался, выкарабкивался, словом, жил бы так, как, по-видимому, не будут жить даже его дети. И наверное... Да не наверное, а наверняка. Потому что он прирожденный, от природы хозяин и... собственник, и предприниматель в самом полезном смысле этого замечательного слова. И если перестать кормить его и таких, как он, одними обещаниями, то вряд ли рабочие его фабрики вздумают выбрасываться из окон, оказавшись за чертой бедности.

Все или почти все понимают сегодня: накормить многих могут только немногие талантливые, богом (а не только должностью) наделенные для этого люди. Они накормят, если им, наконец, развяжут связанные тысячами «нельзя» и «не положено» руки. Они накормят, если политику страны будут в главном верстать предприниматели, а не «глашатаи перестройки». Они накормят, если понятие «частная собственность» перестанет трактоваться как проклятие социализму, а пока наша идеологическая девственность трактует так — не быть Филипповскому президентом корпорации «Дукат».

Неужели не понятно, что все наши разговоры о недопустимости эксплуатации человека человеком не более чем ритуальные заклинания. За всю свою сознательную историю человечество не нашло лучшего механизма для стимулирования труда, для развития экономики, чем частная собственность. История устала доказывать, что страна (и страны), пренебрегающая этим механизмом на практике, неизбежно выпадает из мирового развития. Те, кто осознает это, возвращаются к стимулам, испытанным временем, те, кто продолжает упорствовать, тщась доказать недоказуемое, мечутся между перманентными революционными потрясениями и тихими самоубийствами.

Ну, если сам термин мешает думать без комплексов — обзовем как угодно: кооперативная собственность, арендная собственность — главное, не крутить руки!

Ведь в тех же кооперативах давно уже произошло достаточно крутое разделение на членов кооператива и на работников по трудовому соглашению. «Ядро» получает рублей по девятьсот, а договорники по двести — триста. Это справедливо: первые внесли свои средства и рискуют материально в случае разорения, вторые просто выполняют работу за вознаграждение. Но все довольны: и хозяева, и работники.

А взять совместные предприятия с инофирмами. Это же сектор госкапитализма в стране, причем процент иностранного капитала может быть преобладающим. Выходит, мы официально благословили эксплуатацию наших рабочих? Но удивительно, что проблем с кадрами на СП нет. Более того, конкурс на прием на работу. Тысячи людей предпочитают добровольно подвергнуться эксплуатации за семьсот рублей, нежели оставаться «совладельцами соц. собственности» за сто двадцать. Так как насчет частной собственности? Но это опять-таки к слову.

А кстати... А что если где-нибудь в Швеции, например, уже наступил социализм? Вдруг наука лет через семьдесят придет к такому радостному не для нас выводу? Что скажут тогда о нас наши дети?

Интересно, что будут через семьдесят лет говорить о нас наши дети? Вот, собственно, о чем мы задумались, прежде чем Василий Николаевич Теревцов начал отвечать на другой наш вопрос. Помните его? Напоминаем. «Ну почему?! Ну почему в нашей стране нет ДАЖЕ табака?!»

Затяжка третья

— ...и это, во-вторых. В-третьих, нам просто не из чего делать сигареты. Чтобы обеспечить рынок, необходимо закупать сигаретную бумагу, а валюты нет. Сейчас уже пора заключать договоры с торговлей. Как мы можем это делать, не решив вопросы снабжения? Что я в конечном счете скажу рабочим, которые простаивают и не имеют возможности хорошо зарабатывать? Или мне ожидать нового Кузбасса? Дайте нам возможность самим заключать прямые договоры с фирмами, дайте валюту, чтобы эти договоры обеспечить! Если нам не будут ставить палки в колеса, у нас есть все возможности сделать отечественный табак конкурентоспособным, и тогда мы будем в состоянии сами обеспечить себя валютой. Сейчас же сотрудники «Экспортлеса» не заинтересованы, чтобы решался, например, вопрос с бумагой. Почему? А просто: как только происходит задержка с отгрузкой бумаги из Франции, Испании, Финляндии, их представители сразу едут в загранкомандировку, чтобы «ускорить» затянувшуюся отгрузку. А если будут вовремя отгружать, зачем тогда ездить? А найдите сегодня дурака, который не хочет съездить за рубеж. Вот и получается замкнутый круг по принципу «великого кормчего» — чем хуже, тем лучше. А мы, повторяю, могли бы конкурировать с нашим табаком и на мировом рынке, если бы вкладывали в табачную промышленность капиталы. Ведь в нашей стране все (все!) оборудование для табачной промышленности закупается за границей. Мы его вообще не производим. Мы даже внутри страны не можем удовлетворить потребности в табаке. Около шестидесяти миллиардов табачных изделий закупаем в Болгарии и других странах. И при этом нам каждый год направляют проекты постановлений об ужесточении борьбы с курением. Неужели «ликероводочная кампания» ничему не научила? Повырубили виноградники, сейчас схватились за головы. Так ведь поздно. Я считаю, и с табаком так же будет — все доведут до черты, после которой придется оперативно исправлять положение. И придется той же валюты вгрохать раза в три больше, чем это требуется сейчас. В нашем замечательном правительстве, видимо, ждут, когда проблема табака выйдет на уровень мыльно-порошкового дефицита. А потому что никто в нашем, повторяю, замечательном правительстве проблемами отрасли не занимается. Короче, положение на наших фабриках приближается к катастрофе...

Но тут мы решили прервать монолог Василия Николаевича Теревцова. И решили ему возразить. Но не просто возразить, а возразить как бы в образе одного из тех оппонентов, которых нам и видеть приходится часто, и слышать регулярно. Словом, прикинув на глаз расстояние, ближе которого Василий Николаевич не подпускался, но голос наш слышал хорошо... в общем, мы взглянули на него строго, но по-доброму:

— Э-э-э, нет, Василий Николаевич. Мы тут, как говорится, обменялись, и вы не можете не принять наши доводы... Вся, понимаете ль, страна... Озноб обновления... Мы тут с товарищами обмениваемся, а вы?.. А вы говорите, что дефицит табачных изделий приводит к массовому недовольству курильщиков. А может, это принять как другую сторону медали? Давайте подумаем. Давайте вместе подумаем. Давайте обменяемся и решим наконец... Давайте у народа спросим. Вредно курить? Мы думаем, что народ, рабочий класс нас поддержит... Тут не надо спешить... Тут нам всем вместе надо. С народом... Ведь как бывает, Василий Николаевич? Народ думает, что ему плохо делают, а на самом деле для его же пользы... Или вот вы про инвалютные рубли упомянули... Это, знаете, эмоции. Это вы, видимо, с товарищами не обменялись... Вы говорите, пять лет назад оборудования на пятьсот — шестьсот тысяч закупали, а нынче только на девяносто... Ну и что? Вы ж, говоря так, не хотите принять во внимание, что наше дело сегодня вообще табак, поэтому валюту нам экономить надо. А так, с наскока... Народ не поймет, не одобрит... Готовь сани летом, ближе к телу, чем своя рубашка — вот как народная мудрость гласит... и перестройка сейчас... Верно, перестройка с каждого из нас начинается, но не каждому из вас нужна валюта, и тише едешь дальше будешь, как волка ни корми. А вот то, что у вас оборудование на фабриках простаивает из-за ремонта, это плохо. Надо, наверное, вам, Василий Николаевич, всем миром... надо обменяться и чтоб товарищи... Аренда ведь доказала... Вон рабочий человек что говорит... А мы заявляем со всей ответственностью, что другого пути у нас нет. И атмосфера, которая здесь у нас сейчас царила, встретит широкую поддержку. И мы уверены, если мы ее осуществим, даст плоды, на которые рассчитывает все общество. Мы говорим это ответственно, потому что люди связывают с перестройкой реализацию своих жизненных планов... Так что мы...

И работал диктофон, на который записались последние слова Теревцова:

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.