Чужак

Грант Матевосян| опубликовано в номере №1164, ноябрь 1975
  • В закладки
  • Вставить в блог

– Ты, – ответили они мне.

Что правда, то правда, сказали они мне, ты отстал из-за Артавазда. А возле лесопилки нагнал нас. Артавазд не нагнал, а ты нагнал. Ну да, я нагнал. Вы вдвоем отстали, а потом ты нагнал, а Артавазд нет. Он не мог дальше бежать, виноват я, что ли. Кто же говорит, что ты виноват. Я не виноват. Ты не виноват. Наоборот, я для него опилки несу. А это еще зачем? Отдам их ему. Зачем? Я их для него взял. Что для него взял? Опилки, закричал я, опилки, опилки! Я взял для него опилок, побежим медленнее...

Они меня не слышали. Они были далеко и удалялись, все больше удалялись от меня. Казалось, они топчутся на одном месте, казалось, это не бег, а насмешка над бегом. И еще казалось, можно, не окрыляясь особенно, не воспламеняясь, немножечко только напрячься, самую каплю напрячься – и догнать их... А они все удалялись и удалялись от меня, и с ними вместе удалялась жизнь и радость, и удовольствие от бега, и быстрый взгляд пестрых девчоночьих глаз, немного насмешливый и веселый взгляд. Я завидовал им отчаянно и ненавидел их упорное, безжизненное, но такое упорное движение. Мое бесполезное существование было связано сейчас с их сильной группой только завистью.

– Одного меня оставляете, ладно, – прошептал я им. Но их спины были безучастны ко мне, не убыстряя и не

замедляя своего бега, они неумолимо отдалялись от меня, и когда я в очередной раз поднял взгляд, их уже не было, была одна только пустая дорога и снег. Я остановился.

Ушли, значит.

И я увидел, что ничем, ну, ничем больше не связан с ними – ни завистью, ни желанием быть первым, и что так еще лучше – вот я, а вот дорога. И снег и тишина кругом. И среди этих безмолвных снегов на безлюдной дороге я стою совсем один, совсем себе хозяин. Захочу – лягу, захочу – сверну с дороги и понесу свое пустое существование туда, куда и не велено вовсе, я и сам не знаю, куда.

Я не понял, как это случилось, но вдруг увидел, что снова бегу. Снег, снег и снег был кругом, и казалось, я бегу среди одного и того же снега, на одном и том же месте. Время от времени я как бы приходил в себя, оглядывался и снова ничего не понимал, не понимал даже, сплю или же просто топчу на одном месте снег. Как закат, как сумерки, во мне переплетались и снова друг от друга отщеплялись бег и снег. Снег, снег, все тот же снег был кругом, и среди снега снова снег. И не было среди снежной этой белизны ничего небелого, чтобы я мог себе сказать, что вон там что-то чернеет, какой-то предмет, вот я нагнал его, а вот и оставил позади. Бег, конечно, был, мы бежали... мы разделились на две группы... На далеких холмах старшеклассники прокричали «ура!»... Женщины с красными щеками сидели и смотрели на нас... Потом мы погрузили свои руки в горячие опилки... Все было, но было давно, когда-то, было и кончилось... Чужак пришел и встал прямо передо мной, казалось, это тоже когда-то уже было, а сейчас я вижу сон об этом.

– Скажи матери, пусть постирает рубашку, – сказал я и понял, что это действительно он стоит передо мной.

Он проглотил слюну и отрывисто задышал.

– Я для тебя опилок принес, – сказал я ему.

– Опилок, – прошептал он.

– Я ведь сказал, что твои опилки я принесу.

– Мои опилки... принесешь, – прошептал. Он взял у меня пригоршню опилок, "прижал кулаки к груди и устремился к лесопилке. Я обнял его, повернул лицом к селу и побежал рядом с ним, на какую-то долю секунды я и сам не понимал, кто кого повернул и куда это мы с ним бежим.

– Зачем тебе бежать со мной? – прошептал он. Он думал, мы бежим к лесопилке. – Тебе со мной не надо. – Я ему ничего не ответил, потому что мне тоже вдруг показалось, что мы бежим к лесопилке. – Для чего ты бежишь со мной? – прошептал он. – Тебе со мной... не надо.

– Не разговаривай, – сказал я, – дыши носом.

– Не беги со мной.

На этот раз мне показалось, что он просто-напросто не хочет бежать со мной. Со мной, с плохим. «Я добегу и вернусь, – прошептал он, – добегу и вернусь». Да нет же, он думал, что я настолько хорош, что бегу на лесопилку второй раз – ради него.

– Ты добежишь и вернешься, – сказал я.

– Добегу и вернусь, – прошептал он.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены