Бессонница

Ксения, натягивая до подбородка простыню, села и сонными, мигающими глазами смотрела на Ивана Лукича.

- Отвернитесь, Иван Лукич, я оденусь.

- Зачем же мне отворачиваться? Я подожду у ворот. Только ты мигом, как солдат.

Завалинка слеплена из глины, низенькая, поклеванная дождем. Иван Лукич уселся на нее, закурил, и опять потекли, как ручьи с горы, думки. Курил и то видел Васюту на берегу Кубани, еще ту Васюту, которая была и которой уже нет; то видел ту ленту, которую луна уронила на кровать, и шею и плечи Ксении. Думая о Ксении, он мысленно даже приподнял простыню и, все так же мысленно смеясь, сказал: «А ну, красавица, какая ты тут вся, дайка я на тебя взгляну...» Разве вслух, да еще так, чтобы слышала Ксения, мог бы он это сказать? Не мог бы, конечно. А мысленно, оказывается, можно и говорить все, что думаешь, и даже отбросить простыню.

Тут, на завалинке, бывало, и раньше Иван Лукич тайно признавался себе в том, что Ксения ему нравилась. Его и радовало и пугало то, что Ксения нравилась ему не так, как когда - то нравилась вдова Анисья, и не так, как нравилась Васюта в те далекие, давно минувшие годы... Ксения нравилась ему как - то по - особенному, так непривычно и так неизведанно, что всегда, как только он думал о ней, странное, еще никогда не испытанное им волнение охватывало его. «А может, я на старости лет и влюбился в свою шофершу? - спрашивал он себя с улыбкой. - И сам не заметил, как влюбился... Да нет, какая тут может быть любовь! Молодая, собой такая славная, и эта ее шея, и плечи... Вот и притягивает...»

По сумеречной улице, стыдливо притушив фары, катилась «Волга». Шурша покрышками и будоража улежавшуюся за ночь пыль, она неслышно остановилась возле завалинки. Ксения, повязанная косынкой, высунулась над приопущенным стеклом.

- Вот и я! Быстро, Иван Лукич?

- Хвалю, молодец, - сказал Иван Лукич и сел рядом с ней грузно, так, что мягкое, податливое сиденье сильно прогнулось.

- Какой будет маршрут? - все так же весело, точно она и не спала, спросила Ксения. - В степь?

- На аэродром... Поедем сына встречать.

- Алексея? Едет?

- И не один. Вместе со своим дружком Яшей Чубом - Закамышным.

- И насовсем?

- Кто ж их знает! Известно лишь то, что едут.

- Счастливый вы отец, Иван Лукич! - с грустью в голосе сказала Ксения. - Вчера Иван вернулся, а сегодня Алексей приезжает... Это же какое счастье!

Иван Лукич курил и молчал. Посмотрел на Ксению. И тут, за рулем, в будничной кофточке с короткими рукавами, в трикотажных, снизу на резинках брюках, с этим привычным, спадающим на левый глаз завитком, она была все такая же красивая. Только куда девалась и эта ее тонкая шея и необыкновенно белые в лунном свете плечи?.. Он усмехнулся, закручивая ус.

- Чего вы, Иван Лукич, так на меня глядите?

- Глаза есть, вот и гляжу, - отшутился он. - Ты дорогу знаешь? Поезжай мимо Кубани, а там, возле Ольгинки, выедешь на асфальт. - Он поудобнее усаживался, склоняя голову на ладонь. - Поезжай, а я малость вздремну... Только не очень тряси!

За Журавкой взору открывалась знакомая равнина. Блестела, упираясь в холм, отутюженная шинами дорога - лаковый пояс на журавской земле, да и только! В низине, между отвесными, точно ножом срезанными берегами, жарко блеснул Егорлык. Катилась по воде все та же, что и возле дома Ивана Лукича, серебряная дорожка. Встречались то бригадные станы, еще безлюдные, то пруды с утиными выводками - от строений до воды тянулись живые белые цепочки.

Иван Лукич склонил к дверке уставшую за день голову, закрыл глаза. Хотел уснуть, как, бывало, частенько засыпал вот так, в машине, и не мог. Щека терлась о шершавую обивку, ус заламывался к губе. Да и сидеть было не так удобно, как бывало раньше. И рессоры, казалось, слишком резко подбрасывали машину, и струя встречного ветра била в ухо уж очень упруго. Иван Лукич сильнее закрыл глаза, поправил лезший в рот ус, поудобнее подложил под щеку ладонь и все твердил: «Спать, спать, надо уснуть...» Сна не было, и Иван Лукич почему - то опять видел себя молодым. То он был в том лесу, который разросся на острове и вонзался, как зеленое копье, в Кубань, то плыл в лодке по бурунам не то с Васютой, не то с Ксенией, то вытаскивал верши, полные трепещущей рыбы...