Вороний мыс

Михаил Барышев| опубликовано в номере №1053, апрель 1971
  • В закладки
  • Вставить в блог

Повесть

Глава 6

— Ты поешь, Игорь, поешь, — уговаривал Докукин, подсовывая Лыткину крышку от котелка с бурой жижицей растолченного сухаря. — Поешь, без питания совсем сил не будет...

Лыткин лежал, вдавив голову в смятые стебли вороничника. Дыхание его было слабым, и тело раз за разом вздрагивало, напрягаясь в бессильных потугах что-то выкашлять.

— Вот ведь оказия, — огорчился сержант. — Не ест он сухари...

Докукин тряхнул вещевой мешок. Глухим стуком отозвались банки с тресковой печенью.

— Одни консервы остались... Двенадцать банок...

— Лыткину легкую пищу надо, а где ее взять? Конечно, тело у него молодое, крепкое. Оно от болезни выправится... Старшины не видно, Кобликов? Должон уже быть...

— Не видно, — откликнулся Ленька, лежавший в кустах с карабином наизготовку. — Может, случилось что с ним, товарищ сержант?

— «Случилось», — сварливо передразнил Докукин. — Что языком попусту мелешь?.. Ты от наблюдений не отвлекайся... Подкатит к нам немчура, тогда будут по всем статьям именины... Старшина в бухточке, наверное, все высмотрел... Считай, что наше дело сделано.

Вчера вечером «Чайка», получив очередное донесение, приказала «Волне-один» готовиться к отходу. Группа скрытно должна была отойти к берегу и ждать подхода мотобота. Сигнал — две зеленых вспышки, ответ — три красных...

Самое лучшее было уйти из пещерки сейчас, когда утро еще не набрало силы, когда неяркая, обманная завесь первого рассвета размазывала контуры скал, камней, кустов и гранитных расселин.

Но Гнеушев не возвращался, и Докукин с каждой истекающей минутой тревожился все больше и больше. Без старшины от пещерки уйти нельзя, сидеть же в неизвестности, как они сидели сейчас, было еще хуже. Очень просто досидеться и до облавы, которая накроет их в кустах, как куропаток.

Сержант лег рядом с Кобликовым.

Жалел Павел Докукин, что у него нет сына. Так природа повернула, что девки подряд сыпались. Старшей, Анастасии, уже пятнадцать годов. После войны, глядишь, и сваты заявятся. Докукин покосился на груду валунов, под которыми упокоился Забара, и подумал, что мало девкам останется женихов. Сколько их на войне убивают. И пожилых и совсем молоденьких. Вот таких, как Ленька Кобликов. Они еще стричься-бриться не начали, а кладут их пули и осколки в сырую землю без всякой жалости. Катерина пишет, кому в Лахте похоронки приходят. Докукин сначала держал всех в памяти, а теперь уже со счета сбился. Написал передать поклон Ерофею Кудомину, а его уже три месяца в живых нет.

Ладная Настенька девчушка. Лицо кругленькое, и телом взяла и характером. Волосы мягкие, словно чесаный лен, и на щеке ямочка... Второй, Саньке, десятый год пошел. Ту похвалить нельзя. От горшка два вершка, а что зарубит на ум, ты хоть ее наизнанку выверни, на своем настоит. Тамарка, младшая, та еще мала, сырое еще тесто. На войну уходил, в зыбке качалась, пузыри пускала.

Катерина как там? Пишет в каждом письме, что, мол, жизнь хорошая, все живы-здоровы, того и вам желаем... Знает он, какая у Катерины «жизнь хорошая». Бывало, он, матерый мужик, на работе до зеленых крупинок в глазах ломался, пластом на лежанку падал, сапоги снять сил не хватало.

Теперь его работа свалилась на Катеринины плечи. Сладкая рыбка — семушка, но добыть ее великий труд нужен. Сейчас у них самая путина, осенний ход... А кроме этого, по дому, по хозяйству дел невпроворот. И топкой надо запастись и одежду-обувку к зиме приготовить.

На часок бы хоть домой попасть. Одним глазком бы взглянуть, потом снова воевать можно. Не за тридевять земель ехать. Всего полторы сотни километров было от Вороньего мыса до рыбацкой деревни Лахты, где родился и вырос Павел Акимович Докукин.

Хулили солдаты здешнюю землю, а Докукину она была милей любой другой на свете. Вот эти скалы, гранитные уступы, заросшие вороничником, кусты полярных берез, одинокие рябинки на солнечных пригорках. Моховые болота, каждой весной украшающиеся кипенью пушицы, кочки с желтыми звездочками спелой морошки, полярные маки, разливы камнеломок на осыпях.

А главней всего — море. Оно было здесь начало и конец всему. Два раза в сутки приливало к берегам, носило на себе карбасы, мотоботы и траулеры, нагуливало в глубинах сытые косяки рыб. На море здесь жили люди, и многие из них кончали жизнь на море. Про них так и говорили: «Море взяло...»

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Свидание

Рассказ