«Я горы готов свернуть!»

Наталия Чаплина| опубликовано в номере №1469, август 1988
  • В закладки
  • Вставить в блог

Николай Чаплин стал лидером молодежи в трудное для комсомола время. Шесть лет — с перерывом на работу первым секретарем Закавказского краевого комитета комсомола — он провел, точнее, прожил в ЦК. Заведующий отделом. С 1924 года — первый секретарь, с 1926 года по 1928-й — генеральный секретарь. Те годы оказались определяющими для судьбы страны. Переход от гражданской войны к мирной жизни, НЭП, начало кооперации деревни, первые попытки понемногу НЭП свернуть. В партии — бесконечные дискуссии, в которых спор о путях развития социализма густо замешивался на личных амбициях лидеров, борьба за власть.

Есть забавное развлечение — игра в ассоциации. Водящий произносит слово, остальные отгадывают, по ассоциации с каким оно выбрано, восстанавливают пару. Горькая? Правда! Счастливое? Детство! Злой? Гений! Настроившись на волну партнера, отгадываешь почти безошибочно, ибо головы наши забиты стереотипами.

Стандартный набор штампов, добросовестно затверженный на пионерских сборах, уроках истории и занятиях кружка «Наш Ленинский комсомол», был и у меня к четырнадцати годам. Набор одинаковых, хоть и разноцветных, кубиков, из которых легко конструировать здание нашей истории. «Райком закрыт. Все ушли на фронт» — 20-е годы. «Даешь Магнитку!» — 30-е. И так далее — до героических 70-х с нефтяниками Тюмени, что умываются первой нефтью из фонтана: лозунги, десяток имен, дюжина расхожих фактов...

Таким малознающим, но самоуверенным подростком отец впервые привез меня в Москву. Там в небольшой квартире в Скорняжном переулке, я впервые поняла, что здание из гладких кубиков легко рушится, а в истории в дело идут и тяжелые глыбы, и битый кирпич, и щепки-обломки, чтобы сцепиться, слиться, устоять. В Скорняжном переулке пожилая женщина, сухонькая, легкая — моя двоюродная бабушка Мария Павловна Чаплина — разложила на кухонном столе фотографии, книги, старые письма и листки с записями — все, что уцелело после обысков и войн из истории семьи.

— Эх, если б ты видела, какие они были красивые, Коля и Сережа! Вот, смотри, — Мария Павловна кивнула на лежащие рядом фотографии двух самых любимых своих, погибших рано братьев.

Это были портреты конца двадцатых, где они — молодые. Удачливые, много успевшие. Счастливые мужья. Отцы маленьких ребятишек. Николай Чаплин — генеральный секретарь ЦК комсомола — в обычном по тем временам френче. Крупный, мощнолобый, глыбистый. Младший (мой родной дед) — потоньше, полегче, но такой же крупный лоб, так же зачесаны назад густые темные волосы — чекист.

Я думаю, Чаплиным было радостно встречаться в ту пору. Жизнь — впереди, работы — море. Интересно, о чем они говорили? О будущем? А может, просто пели. Они любили петь. И вспоминали, наверное, отца, сельского священника, от которого достались им сочные голоса; мать — учительницу; захудалые приходы Смоленской епархии, по которым начальство гоняло отца за строптивый нрав, независимость, не совместимую с саном тягу к книгам.

Николаю не пришлось доучиться в смоленском реальном училище, куда в 1912-м десятилетним пареньком определил его отец. К 1918 году революция, борьба за Советскую власть, комсомольская жизнь так захлестнули, что до выпускных экзаменов не дотянул. Однако по тем бурным временам образование у него было неплохое. В семнадцать лет считался он в Смоленске хорошим лектором и агитатором.

На Потемкинской семейство поселилось после революции, когда Павел Павлович сбросил рясу и работал в политуправлении Западного фронта, а Вера Ивановна и Маша вступили в союз учителей-интернационалистов и перестраивали школу на новый, советский лад. Младшие братья — Сережа и Витя — учились в школе и с восторгом внимали пламенным речам Николая, точно так же, как сам он когда-то, примостившись в углу комнаты, слушал старшего брата, гимназиста Александра, нелегально организовавшего кружок, где изучали философские работы Маркса, Энгельса, Плеханова, Ленина, издавали собственные газету и журнал. С гордостью тогда пожимал Коля руки товарищам брата и убегал по их поручениям.

В 1916 году Александра, уже студента Московского университета, арестовали, сослали под надзор полиции. В Смоленск он вернулся только в 1918 году — с мандатом, подписанным наркомом просвещения. И встретил его уже не мальчишка, а вполне зрелый революционный боец.

Николай сначала взбудоражил свое училище, потом, когда реалистов объединили в единую с женской гимназией школу, создал там ячейку учащихся-коммунистов. После I съезда РКСМ он вступил в комсомол, чуть позже — в партию. И к 1920 году был уже председателем Смоленского уездно-городского комитета комсомола.

Братья работали в Смоленске рядом, а значит, наверняка спорили, потому что Николай никогда не соглашался с самым авторитетным мнением, пока не убеждался в его правильности. Самостоятельный, независимый ум — тоже признак интеллигентности. Он всей душой воспринял речь Владимира Ильича Ленина на III съезде РКСМ, куда приехал делегатом от Тюменской комсомолии. (В Тюмень его направил ЦК заведующим отделом просвещения, а чуть позже комсомольцы избрали его секретарем губкома.) Воспринял, поверил и всегда отстаивал ленинские идеи о том, что молодежь должна тянуться к знаниям, становиться вровень с величайшими достижениями культуры.

В середине 20-х годов, уже работая секретарем Цекамола, именно он, Николай, боролся за то, чтобы не просто профессию, но и широкие знания, культуру выносили деревенские и городские ребята из школ крестьянской молодежи, из ФЗУ. В этом его поддерживали Крупская и Луначарский.

Что было в комсомоле? После гражданской войны Союз рос, несмотря на то, что немало молодых бойцов погибло на фронтах. И вдруг начался массовый выход из комсомола. Для многих ребят главным стало найти работу, получить профессию, хоть как-то устроить свою жизнь, и казалось, что политический союз молодежи уже не нужен. К тому же в самом комсомоле, как и в партии, начались распри. Дискуссии раздирали Союз от заводских ячеек до Бюро ЦК. Комсомолу необходимо было начать работать по-иному, в соответствии с условиями мирного времени, все больше учитывая житейские проблемы ребят.

Вчитываясь в документы той эпохи, вдруг замечаешь их созвучие дню нынешнему. Та же крайняя необходимость в переменах, в отказе от устаревшего подхода к работе с молодежью. Вот строки из выступлений Николая Чаплина шестидесятилетней давности. «В комсомоле 70 национальностей. Традиции, обычаи — все необходимо учитывать... Нам нужна общая коммунистическая культура при всяком поощрении национальной культуры». Разве несовременно звучит? Или вот это: «Гвоздь политического воспитания масс состоит в том, чтоб каждый комсомолец говорил на своем собрании то, что он думает, чтобы спорил против того, против чего он возражает...»

На партийных и комсомольских съездах, в каждодневной работе Николай Чаплин отстаивал несколько самых существенных для юношеского движения идей: комсомол — организация, борющаяся за права молодежи, заботящаяся о ней; организация политическая, «школа воинствующего большевизма». Это сочетание «воинствующий большевизм» звучит теперь, наверное, несколько архаично, но ничего леваческого в таком лозунге не было. Воинствующий большевизм Николай понимал как осмысленный труд, стремление к новому, борьбу за это новое и постоянное сотворение себя, жизни, справедливого общества.

Удивительно, что на майском (1988 г.) пленуме ЦК ВЛКСМ, который обсуждал работу комсомола в школах, вузах, ПТУ, очень часто вспоминали именно VIII съезд комсомола — вершину комсомольской биографии Чаплина. Оказалось, что проблемы, определенные им и его товарищами в далеком 28-м году, и по сей день современны и, увы, пока не решены.

Друг Николая Александр Мильчаков рассказывал, как в 1925 году в разгар дискуссии с зиновьевцами Чаплин приехал в Тулу и отправился на самоварную фабрику, где, как считали райкомовцы, в ячейке «орудовали троцкисты» — ребята бузили, даже выгнали с собрания кого-то из местных комсомольских лидеров. Николай спокойно поговорил с ними, не увиливал от вопросов про безработицу, про жену директора завода, которая в пролетке казенной на рынок ездит, про мастеров, что тормозят перевод рабочих из разряда в разряд.

— Никакие они не троцкисты, — сказал на прощание в райкоме. — Ребята как ребята. Подход нужен деловой, конкретный, и еще терпение. Работать с ними надо...

Вот я сейчас смотрю ленинградскую молодежную телепрограмму «Открытая дверь». На экране — художники в немыслимых одеждах показывают свои работы где-то в подвале; музыканты, фигурно стриженные, рвут струны; студенты требуют справедливых выборов ректора; школьники бросаются на защиту разрушаемого старинного дома. И ничего, не вздрагиваю. Привыкли уже, поняли, что гораздо эффективнее сотрудничать с «неформалами», чем обличать их с комсомольских трибун. Так хочется повторить за Николаем: «Никакие они не чуждые идеологические элементы. Ребята как ребята. Подход нужен деловой».

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Не забылось…

Рассказ

Когда неподсуден бюрократ

Или чьи интересы отражает основной экономический закон социализма