Половодье. Красавица Десна вышла из берегов. Вода! Вода!...

Чтобы полюбоваться причудами паводка, я и лесник Ефим Карпыч плывем на дощанике в старый затопленный лес. Ясное, теплое утро. Далеко - далеко в сиреневом тумане, как бы опираясь на край разводья, поднялся на ребро раскаленный диск восходящего солнца.

Вокруг несмолкаемые шелесты и посвисты крыльев. Тысячами голосов звенит безоблачное небо. От неуемной птичьей переклички гудит и стонет голубой разлив и прозрачный лес.

Где - то вправо за бахромой бурого ольшаника с чарующими переливами, словно в серебряные горны, трубят журавли; влево, на приезде. гогочут перелетные гуси. В лазурной вышине, стремительно кувыркаясь, плаксиво кричат чубатые чибисы, и с зудящим блеянием сверху вниз пикируют бекасы - «барашки».

Миновав гряду цветущего брединника, наша лодка заплывает в отуманенную васильковой дымкой рощу. Каждое лето в этом лесу обилие грибов - боровиков, бери - не оберешь подосиновиков. А теперь? Теперь и лес по пояс в воде и жизнь в нем совсем другая.

- А где же в такую стихию спасаются лесные зверюшки? - подумал я вслух.

- Как где? - удивился лесник. - Ты посмотри, какую «квартиру» ласка заняла!

Из дупла наклонившейся сухой ольхи на нас смотрели злые, но боязливые глазки - бусинки. Рядом с дуплом плавал обгорелый обрубок, а на нем неподвижными пушистыми шариками замерли три лесные мыши и две длинноносые землеройки.

- Здорово! - прошептал я. - Ласка ведь лютый враг мышей, а спасаются вместе.

- Ну да. - усмехнулся Ефим Карпыч. - Мыши - то не спасутся. Через два - три дня и шкурок от них не останется. Ласка - зверек расторопный, в беде не растеряется. Этих съест, в другое место переберется.

Едва я успел щелкнуть фотоаппаратом, как из крушинника с шумом взлетел расписной селезень - крякаш. Но что это такое? Почему так заметалась в воздухе птица?

Наблюдая из - под ладони за ее странным полетом, лесник взволнованно произнес:

- Смотри! Смотри! Никак, кто - то вцепился в селезня?

Действительно, с птицы свисало нечто вроде белого галстука, который то обвивал шею селезня, то снова выпрямлялся. Было ясно, что в воздухе происходит поединок.

Воздушный бой длился недолго. Вот крякаш, едва не коснувшись вершин деревьев, стремительно ринулся вниз и снова свечою взмыл вверх. Но вдруг крылья птицы ослабли, и она, кувыркаясь, камнем начала падать, теряя на лету перья.

- Скорее туда! - схватился я за второе весло.

Когда дощаник приблизился к лежавшему на воде селезню, мы в изумлении переглянулись: на груди убитой птицы, облизывая со своей белоснежной шубки свежую кровь, сидел горностай. Заметив опасность, он соскользнул на откинутое крыло селезня и. слившись с белым оперением подкрылка, замер. Однако зверька выдавали три черные точки на его подвижной мордочке: кончик носа и выпуклые, как пуговички, глаза.

- Так вот кто разбойничал! - удивленно покачал головою лесник. - Такая малая тварь, а какую птицу поборола. Да еще в воздухе!...

Зверек - проныра просидел на крыле до тех пор, пока нос лодки с ходу не толкнул его добычу. Воровато шмыгнув в воду, горностай вытянулся ленточкой и, быстро - быстро гребя лапками, поплыл к лесу.

г. Сумы.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.