ТОНЧАЙШИЕ пылинки плясали в длинных лучах солнца, падавших в мрачный зал суда. Судья откашлялся, - худой человек с сухим лицом, движения которого напоминали автомат.

- Уголовное дело Майкела Руни!

Шарканье ног и шепот среди публики прекратились. Писец начал рыться в пыльных бумагах. Он тоже казался пыльным и высохшим. Обвинитель, красивый, изящный молодой человек, сидел у своего стола и, водя карандашей, читал обвинительный акт. Ему явно все это надоело. Он чувствовал себя усталым и нисколько не был заинтересован в том, чтобы посадить Майкела Руни в тюрьму.

У наших ног - двенадцати «лояльных и честных» присяжных - сидел обвиняемый Майкел Руни и его защитник.

- Господа присяжные, - продолжал судья бесцветным голосом, - Майкел Руни обвиняется в ограблении. Дело это не потребует много времени. Оно очень просто. Доказательства очевидны. Обвиняемый Майкел Руни принимал участие в ограблении Патрика Лова ночью двадцать четвертого июня. - Судья, как бы вспоминая что - то давно забытое, зашелестел бумагами, лежавшими перед ним. - Его имя связано с именем некоего Вилли Фаллона, который уже осужден по этому делу.

Послышалось нервное шарканье ног. Обвинитель нехотя встал и обратился к присяжным.

Знаем ли мы его и адвоката, выступающего в защиту обвиняемого? Есть ли среди нас такие, которые предубеждены против него или против обвиняемого и его адвоката? Понимаем ли мы, что обвинительный акт еще не есть доказательство, что обвиняемый виновен? Нам предоставлялась минута для ответа, если бы мы нашли нужным что - нибудь сказать.

Пущенная машина заработала полным ходом.

Я проверил себя. Да, у меня было предубеждение против защитника. Я это чувствовал, хотя и не мог объяснить этого суду. Я никогда не видел его раньше. Были, наверное, и еще такие среди присяжных, которые чувствовали то же, что и я. Адвокат этот внушал отвращение. Он сидел на своем месте, как жаба, как пресмыкающееся, выползшее из - под камня, рабски - покорный, с масляным взглядом, но с выражением величия на лице. Он влачил сомнительное существование, выступая по назначению в качестве защитника тех несчастных, кто не имел возможности взять юриста. Сидя на возвышении, как коршун, он ждал, когда судья бросит ему кость. Мерзкое существо, не внушающее к себе ничего, кроме презрения. Настоящий «трактирный» адвокат...

«Понимаем ли мы, что обвинительный акт еще не есть доказательство, что обвиняемый виновен? Что это просто средство для обвинения?»

Я понимал это. Остальные одиннадцать присяжных, несомненно, тоже понимали. И тем не менее, какой - то внутренний голос говорил мне: «Тут что - то есть. Присяжные хоть сколько - нибудь должны верить в обвинительный акт; обвинение не может быть предъявлено без всякого повода». Я пытался подавить в себе этот голос, но - напрасно. Сомнение продолжало мучить меня.

Рядом со мной на скамьях присяжных сидели одиннадцать человек. Это были люди, наполненные предрассудками, классовой ненавистью, пороками. Некоторые из них по складу ума мало чем отличались от детей. Для них этот внутренний, чуть слышный голос превращался в громкий, убедительный крик.

Защитник в свою очередь предложил тот же ряд вопросов. И опять - небольшая пауза для ответа. Были скучны и противны эти ненужные жесты.

Машина работала. Шелестели бумаги. Совещались. Я перевел взгляд на обвиняемого Майкела Руни.

Он сидел спокойно, держа кепи в руках и устремив взгляд на клочок бумаги, лежавший на столе перед ним. Это был обыкновенный молодой человек, как миллионы других. На нем был дешевый поношенный синий пиджак с единственной пуговицей повыше тонкой талии. Волосы темно - рыжие, густые, в кольцах. Руки большие и крепкие, - руки рабочего, привыкшего к тяжелому труду. В нем не было ничего необыкновенного, если не считать широких плеч и некоторой развязности в манерах.

Он вдруг поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза, и тут я увидел, что он был не совсем обыкновенным человеком. Он не был похож на миллионы других. В чем было отличие? Неужели в этом холодном беззаботном огоньке в его ирландских голубых глазах? Или в слегка заостренных кончиках ушей? Или в этой едва уловимой развязности? Была в нем какая - то искра, - нечто такое, чем обладают немногие, и чего не было ни у кого из находившихся в этом зале. Кто может сказать, что это было? Что отличало его от других? Особый дар, пламенность души, любовь к жизни, классовая целеустремленность, которых нам всем не доставало.

Под сухой шелест бумаг машина продолжала работать.

- Обстоятельства дела очень просты, - начал обвинитель. - Ночью двадцать четвертого июня полисмен заметил, как обвиняемый Майкел Руни вместе с другим обвиняемым Вилли Фаллоном и неким Патриком Ловом, который, по-видимому, был сильно пьян, вошли в подъезд одного дома. Спустя минуту обвиняемый Майкел Руни вышел из подъезда на улицу и осторожно осмотрелся вокруг. Тогда полисмен, перейдя улицу, направился в тот же подъезд. Там он увидел, что другой обвиняемый, Вилли Фаллон, шарит в карманах брюк Патрика Лова. Вилли Фаллон сразу вытащил руку; два четвертака упало на пол. Обвиняемый Майкел Руни, как утверждает полисмен, стоял тут же рядом. По мере хода дела вы услышите показания свидетелей.

Истец Патрик Лов занял место перед судьей. Это был человек лет сорока, тощий, неряшливый, с раздутой физиономией; он сидел, держа руки между ног и имея вид испуганного шимпанзе. Он говорил с ужасным акцентом и не понимал самых простых вопросов. Процедура суда пугала его. Вопросы приходилось задавать по нескольку раз.

Он назвался чернорабочим. В Нью - Йорк приехал недель пять назад. До того времени он работал в Сан - Луи. Никогда не отказывался ни от какой работы. Часто был штрейкбрехером. В день ограбления он был в Кельтском парке, следил за футбольным матчем. Был очень пьян. В семь вечера направился в район Девятой авеню и Сорок девятой улицы на танцевальный вечер. Но попасть ему туда не удалось. По дороге он забрел в бар, чтобы выпить еще. Сколько он выпил здесь, не помнит. Получил ли он правильно сдачу? Тоже не помнит. Он не помнит ничего, кроме того, что, выйдя из бара, он побрел по Девятой авеню. В кармане у него, по его мнению, было долларов семнадцать. Точно он не уверен, но помнит, что в течение дня ему пришлось разменять двадцатидолларовую бумажку. Знает ли он обвиняемого Майкела Руни? Не встречал ли его раньше? Нет. Видел ли его в тот вечер, когда был ограблен? Может быть. Точно не может сказать. Он ничего не помнит. Был пьян.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.