Повесть без вымысла

«Не жаловался я на побои заведующему заводом, боясь, что меня удалят с завода. Я живу с матерью, работающей на фабрике «Керстен», и маленьким братом. Средств у нас нет никаких».

Чем же кончилось дело?

В графе «Отметка об окончании дела» нет ничего.

Дело кончилось ничем.

Да этого и следовало ожидать. Ведь избиение ребенка вовсе не было каким-то особенным происшествием на заводах прежней России. Били и учеников, били и взрослых рабочих.

Защиты искать было негде и не у кого.

Защищать рабочих, по закону, должны были фабричные инспектора. Но у каждого инспектора в портфеле лежал циркуляр главного фабричного инспектора, а в этом циркуляре - «секретно» и «доверительно» - давались особые указания, как себя вести в подобных случаях.

Циркуляр этот (за № 315 от 28 июня 1891 года) стоит того, чтобы его сейчас огласить.

Начинается он весьма грозно:

«Иностранцы, состоящие у нас на фабриках и заводах директорами, надзирателями (обермастерами) и мастерами, часто позволяют себе, как вам известно, крайне дурное обращение с подчиненными им рабочими, собственноручно подвергая их даже побоям за нарушение порядка и другие проступки.

И поступают они так не случайно, не под влиянием внезапно возникшего гнева, вызванного дерзостью рабочего, хотя и такое обстоятельство не может служить для них оправданием, а сознательно, систематически, из убеждения, что с русским и польским рабочим обходиться иначе нельзя, из явного, иногда во всеуслышание провозглашаемого, неуважения к законам страны, в которой они, однако, находят себе средства жить и даже наживаться».

После такого громового вступления главный фабричный инспектор продолжает значительно более смягченным тоном:

«Хотя чины фабричной инспекции, по закону, не имеют права привлекать виновных в оскорблении рабочих действием к уголовной ответственности, тем не менее, они могут весьма много содействовать уменьшению и даже искоренению этого столь распространенного у нас зла своим личным влиянием».

Тут голос фабричного инспектора делается еще более кротким и тихим, понижаясь почти до шепота:

«Конечно, здесь мне нет надобности напоминать вам, милостивый государь, что делаемые вами хозяевам, директорам и мастерам замечания по указанным мною выше поводам должны отличаться в той же степени вежливостью, в какой и внушительностью, как-то подобает представителю правительственной власти».

И заканчивает фабричный инспектор свое обращение еле слышно:

«Замечания следует делать наедине, в отсутствие рабочих, и вообще так, чтобы рабочие не знали об этом, дабы тем не подать им повода к превратному толкованию ваших действий и к преувеличенным надеждам на вашу защиту».

Яснее сказать нельзя было! Мы должны быть благодарны главному фабричному инспектору за откровенность.

Рабочим нечего было надеяться на представителей власти, нечего было надеяться на то, что их защитит закон.

Но вернемся к истории мальчика. Мы не знаем, что стало со Станиславом Вольским. Так же, как на станции меняют паровоз, так в нашей повести придется опять, во второй раз, менять героя.