Обречен на победу

Николай Леонов| опубликовано в номере №1413, апрель 1986
  • В закладки
  • Вставить в блог

— Через тридцать минут, — сказал он. — Где вы были эти полчаса?

— Сергей! — позвал швейцар. — Ты вышел. — И открыл дверь.

Гуров выходил из ресторана последним, ноги слегка дрожали, в голове пусто и звонко, ладони вспотели, и он незаметно вытер их о пиджак. Лева — готовился к сегодняшнему вечеру, как спортсмен к соревнованиям. Он выспался, поел не очень плотно, мало пил воды, знал, будет трудно. Однако, если бы не старый тренер, Гуров мог сорваться в самом начале. Почему? Он играл в игру, не имея никаких прав, без привычной державной мощи за спиной.

Он оправился, взял себя в руки, снова обрел зоркость, сейчас он видел, что Усольцев плохо себя чувствует не только психологически, но и чисто физически, и не мог понять, что происходит. Гуров перекрыл ему спиртное, не давая возможности Усольцеву использовать коньяк, как защиту: мол, я пьян и серьезных разговоров не способен вести. Можете меня оштрафовать, сообщить на работу, а пока я пошел спать. Так рассуждал Гуров, убирая от Усольцева спиртное, и не знал; что он своими действиями перекрыл подозреваемому «подачу кислорода».

Гуров передохнул за спинами товарищей, выйдя на улицу, быстро, но как бы между прочим сказал:

— Итак, вы вышли на улицу. Усольцев подготовился и ответил:

— Я пошел гулять.

— Встретили кого-нибудь из знакомых? — Гуров чуть повернулся, искал взглядом Кепко.

— Нет. — Усольцев почувствовал облегчение. Все, тут они упрутся. Он гулял и никого не встретил.

Все. Больше он не скажет ничего, пусть попробуют доказать обратное. Презумпция невиновности. Человек не виновен, пока его вина не доказана. Так записано в законе. Он даже улыбнулся Гурову, взглянул открыто.

Вот он, второй серьезный барьер, понял Гуров и задал заготовленный, казалось бы, беспомощный вопрос:

— Вы тридцать минут гуляли, когда вас ждали друзья, накрытый стол, очаровательная девушка?

— Да, гулял. — Усольцев почти развеселился.

— Интересно, — Гуров кивнул. — Сегодня вы сядете в машину. У вас ведь есть ключи? В тот вечер они у вас были и, мне кажется, что вы не гуляли пешком, а катались на машине. Прогулка на машине отнюдь не криминал. Разве не так?

Анатолий Петрович Кепко появился перед Усольцевым, глянул в глаза, спросил:

— Сережа, мы же вроде договорились? Или у тебя со слухом плохо? Садись за руль. Ну?

— Ради бога, Петрович, без мелодрам. — Усольцев пожал плечами, открыл машину, сел за руль.

— Прямо, пожалуйста, — сказал Гуров, усаживаясь на переднее сиденье. Кепко и Краев сели сзади.

Зря я согласился, понял Усольцев, пусть и нет свидетелей, но они меня везут под ручку прямо к месту, ни к чему мне это, надо кончать. Уберусь я из Города, останусь, время покажет, а сейчас надо сорваться, уйти. Как только он призвал себя к активным действиям, его прошиб пот, руки задрожали сильней. Стакан бы мне сейчас, только стакан, я бы им показал, где кто зимует.

Если не доведу до конца, и он начнет вырываться, все равно повезу в прокуратуру, решил Гуров. Конечно, он далеко не в кондиции, однако лучшей ситуации для официального допроса не добиться. Ему плохо, явно плохо, он на грани истерики. Странно, он выпил лишь две рюмки, что же его так трясет?

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Долгое короткое замыкание

Двадцать лет не внедряется изобретение, защищающее человека от удара током

Отважное сердце Энн

Гастроли американского театра кукол в Москве

Ночь первая

На рабочем столе писателя остались наброски и заготовки к повести «Две ночи» («Разлучение душ»). Первая глава повести, которая названа «Ночь первая», по мнению писателя, была уже завершена