Рассказ

Сад дядюшки Максима был чудесным уголком Малиновки. Он стоял посреди тенистого украинского села, несколько поодаль от большой улицы, в окружении красивых белых мазанок. За садом, за мазанками, там, где дорога сворачивает вправо и уходит за холмы, простирались бархатные луга. Слева, в долине, под сенью ив спокойно текла река Лопатиха, и летние кучевые облака купали в ней своё отражение. И если подняться на один из холмов и посмотреть вдаль, то виднелись квадраты опрятных Малиновских улиц, аккуратные линии дядюшкиного сада и длинный, уходящий в овраг ряд телеграфных столбов, луга, Лопатиха.

В самом углу сада, утопая в акациях, стоял дом. Обыкновенный деревянный дом с черепичной крышей и стеклянной верандой, выходившей на чистенький дворик. В этом доме под акацией тридцать лет прожил Максим Архипович Литовко, высокий плотный старик, почтенный и уважаемый всеми садовод, слава которого гремела далеко за пределами Малиновки.

Все знали, что тридцать лет назад у этого дома, за изгородью, где сейчас сверкает на солнце сад, лежал огромный пустырь, заросший бурьяном и чертополохом, и что это прекрасное превращение - дело золотых рук дядюшки Максима.

Целыми днями, от зари до зари, ходил он по аккуратным жёлтым аллейкам сада, рассматривая каждое деревцо. Часто он что - то шептал, улыбался или хмурился, и, казалось, что он разговаривает с яблонями и грушами, как с людьми.

И особенно любил он свой сад весной, когда белым цветом, точно лёгким, светлым дымом, покрывались ветки приземистых вишен и груш, высоких яблонь и изящных слив.

Самым дорогим для Максима Архиповича деревом была груша «лесная красавица». У её ствола он копался часами, её листья осматривал ежедневно (нет ли червя?), а весной садовые ножницы особенно осторожно касались её ветвей, отсекая засохшие, ненужные, мешающие росту концы. И «лесная красавица» с благодарностью приносила ему необычайно сочные, сладкие и нежные плоды.

... Стоял солнечный августовский день. Небо глядело ласково, лёгкий ветерок гулял по саду, завязывая шепот стройных тополей, прохлада шла от журчащей Лопатихи. Сад дядюшки Максима, налитый соками хороших летних дождей и подрумяненный солнцем, огибался под тяжестью плодов.

В этот день в Малиновке впервые услышали голоса войны.

На улицах села появились повозки, фаэтоны, старинные тарантасы, телеги, покрытые брезентом наподобие цыганских шатров. На них ехали запылённые, усталые, испуганно глядящие по сторонам женщины и дети. За ними тянулись блеющие и мычащие стада овец и коров, сопровождаемые криками погонщиков, собачьим лаем. И тогда первый раз в селе прозвучало тревожное слово: «Беженцы!»

Малиновка пришла в смятение. С тех пор не было здесь ни спокойных дней, ни спокойных ночей. Беженцы всё шли и шли, и сумрачные лица стариков говорили о том, что приближается недоброе.

А спустя три недели, в ранний, предрассветный час, в селе послышался отдалённый гул пушечной стрельбы, и это окончательно нарушило жизнь Малиновки.

К вечеру из села отправились в путь повозки с малиновскими беженцами. Так же, как и те, первые, они двигались по пыльной дороге с детьми, с домашней утварью горой наложенной на брички, и так же печальны были лица людей и заплаканы глаза. Длинным пёстрым караваном растянулись повозки по дороге.

В эти часы у своих ворот стоял дядюшка Максим, грустно глядел на людей и думал: «Хорошо взять коров, овец, лошадей, взять подушку, одеяло, корыто, даже ведро, взять и уйти подальше, чтобы не видеть противных рож немецкой солдатни, памятных ему по восемнадцатому году, чтобы не слышать их гортанных голосов. Хорошо!.. Но как же быть с садом? Его ведь на бричку не возьмёшь, и сам он никуда не сдвинется. Корнями крепко сидит он в родной земле».

- Нет, не уйду, - подумал он вслух и пошёл в сад.

Долго в эту ночь не мог уснуть старый садовод. Он несколько раз вскакивал с лежанки, приоткрывал окно и прислушивался к шорохам и одиночным выстрелам.

... Линия фронта приблизилась. Мины и снаряды с грохотом взрывались на холмах близ Малиновки, вздымая землю. Раскаты орудийной канонады перекатывались по небосклону, как гром в июньский день, и эхом отдавались в лесу над Лопатихой. Пулемётчики сидели на крышах, на чердаках, за каменной изгородью окраинных дворов. Крупнокалиберная пушка стояла в саду, под тенью густых слив. Сотрясалось всё: и земля и воздух. Не созревшие ещё плоды падали с яблонь и груш, как подстреленные птицы.

Немцы наседали. К полудню мины загудели над самым селом. На холме показалась густая цепь немецких солдат. Рассечённый ствол «антоновки», согнутое молодое деревцо «пермина» и взъерошенная земля были первыми предвестниками испытаний дядюшки Максима. Несколько пуль попало в закрытую ставню его дома. Она треснула и беспомощно повисла на ржавой петле.

В саду, у низкой каменной изгороди, залегли наши бойцы и отстреливались. Максим Архипович выбежал в сад. Снаряды рвались близко и с такой силой, что деревья взлетали на воздух, разбрасывая яблоки и груши. За оградой шёл бой. Немцы с криками врывались во дворы. Майор с усталым лицом глядел на перебегавших с места на место гитлеровцев и поминутно подавал охрипшим голосом команду:

- Огонь! Огонь!

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.