Фамильная реликвия

Анатолий Жаренов| опубликовано в номере №1174, апрель 1976
  • В закладки
  • Вставить в блог

– Ах, оставьте, – сказала Валя. – И позвольте вам не поверить. Вы, как акула, ходите возле меня по кругу. Вам кажется, что я что-то скрываю, чего-то недоговариваю. Лира решила уволиться, уехать – и вы идете ко мне и требуете от меня объяснений. А мне нечего сказать. Нечего. Но ведь вас такт ответ не удовлетворит. Вам опять будет казаться, что я что-то утаиваю... Лира не явилась на похороны, а объясняться должна я. Она куда-то умчалась, и вы опять идете ко мне. Найдите ее в конце концов. Вы же умеете это делать. Или врут романисты и журналисты, когда пишут о ваших подвигах?

Я поднялся с дивана и снял дельфина со стены. Перевернул фотографию. Надписи на обороте не была…

– Романисты не врут, – сказал я Вале. – Но они пишут романы, а мы с вами живем. Романисту в принципе известно, куда идут его герои, книгу жизни пишет сама жизнь. Мы, конечно, найдем Лиру. Это в общем-то вопрос времени. Мне показалось, что с вашей помощью поиск можно ускорить. Я ошибся. Бывает и такое. Но, а что касается акулы...

– Я не хотела вас обижать.

– Понимаю, – сказал я. – Мысль об акуле вам внушил дельфин.

– А вам? – спросила она. – Вам он ничего не внушил?

– Служба не позволяет, – сказал я, решив, что Вале совсем не обязательно знать о том, какие мысли владели мной в этот момент. Валин Принц и худощавый брюнет из Ялты уж очень ловко слились в одно лицо. Золушка нашла Принца, и этим следовало объяснить все ее странные поступки. На первый план снова выступила любовь, а уголовщины будто и не было.

Сказав много. Валя, в сущности, не сказала мне ничего...

И Сикорский мне ничего не сказал...

Ничего не сказали и десятки других людей, которые тоже что-то говорили, а потом подписывали свои показания, которые садились, вставали, улыбались, морщились, удивлялись, которые злились, что их отрывают от работы по пустякам, или, наоборот, отводили душу, перемывали косточки ближним своим. Десятки людей – и пухлая пустота папок на столе у Лаврухина.

Я вышел от Вали, когда часы показывали одиннадцать. Валина мама просила заходить, но голос ее звучал сухо, а глаза смотрели холодно. Я в общем-то понимал ее. А вот с дочкой, как думалось мне, все обстояло сложнее. Мне показалось странным, что за весь вечер Валя не задала мне того вопроса, какой я, будь на ее месте, задал бы обязательно. Я, еще собираясь к Вале, придумал ответ на него, но вопроса не последовало. Валя не спросила, почему мы так упорно занимаемся Лирой Федоровной. Больше того. Она отнеслась с полным пониманием к моему желанию узнать о Лире побольше. Правда, при этом она заметила, что я обращаюсь не по адресу, что о Лире должна рассказать сама Лира Но сказка о Принце, которого ждут, была выдана мне ведь не за хорошее поведение. Или Валя и в самом деле хотела мне помочь и поэтому поделилась своими сомнениями. Или она знала о Лире что-то такое, что, по ее мнению, мне знать не полагалось, но поскольку я был настойчив и вел себя, как акула, учуявшая мясо, то надо было срочно заткнуть акулью пасть подходящим к случаю суррогатом. Точно так же поступил со мной и Сикорский. Не желая беседовать о Лире, он воспользовался моими (черт бы их побрал!) воспоминаниями о старике Бакуиве и подарил мне историю о княгине Улусовой с ее пропавшей коллекцией.

Я медленно шел по темной улице – Валя жила далеко от центра, в новом районе города, где все еще было вздыблено. И когда, спрятавшись от ветра за штабеле и теса, я зажег сигарету, кто-то шедший сзади тоже остановился. Хрустнула щепка, зашуршала, осыпаясь в канаву, земля.

И стало тихо...

После удара по голове я все время ощущал, что хожу рядом с преступником. Убийца Вити Лютикова знал меня, а я его нет. И он был в городе – он не стремился никуда удирать.

Об этом мы говорили с Лаврухиным. Удрав, убийца сразу выдал бы себя, потому что он не был человеком со стороны, каким-то там заезжим гастролером или бывшим уголовником. «Не та компания подобралась, – говорил Лаврухин, постукивая кончиком пальца по стопке папок со свидетельскими показаниями. – Согласен со мной, Зыкин?» Не вписывались в эту компанию «иксы» со стороны, ходил убийца Вити Лютикова среди фигурантов дела, ходил и, быть может, посмеивался. Хотя... Тот же Лаврухин говорил, что убийство Вити больше смахивает на акт отчаяния. В тупике оказался убийца, когда увидел, что я потянулся к альбому.

Я обогнул штабель остро пахнувших смолой досок и замер, прислушиваясь.

Тишина, темь...

Померещилось, что ли? Или стоит сзади меня испуганный ночной прохожий? Валя? Но какой смысл Вале следить за мной? Нет в этом никакого смысла...

Почему меня не убили тогда? Помешал Витя? А потом?

«Девка какая-то выбегала, – сказал мужичок-философ. – Спроси ее».

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены