Село называлось Озерёнцы. Уезд был Веневский, а губерния Тульская.

Уездный город Венев торговал овсом и говядиной. Из промышленных предприятий крупнейшим был винокуренный завод. Выпускали зеленого змия. И разливали. В штофы, полуштофы и маленькие шкалики, которые в местном населении шутейно назывались «мерзавчиками».

Будущий красный директор Московского автомобильного завода Иван Алексеевич Лихачев первый автомобиль увидел в 16 лет. Но не в родных Озерёнцах и не в Веневе, а в городе Санкт-Петербурге, куда его отправили учиться ремеслу.

Автомобиль, чадя сизым махорочным дымом, чавкая резиновыми шинами и гремя железом, катил по торцовой мостовой. Шофер в кожаном кепи с прямым козырьком, в очках от ветра, в черных перчатках с крагами энергично нажимал на красную резиновую грушу. Автомобиль сипло крякал, прокладывая себе путь среди извозчиков и пешеходов, снующих по площади перед Московским вокзалом императорской Николаевской железной дороги.

Так он и врезался в память, этот автомобиль, а рокот его бензинового двигателя застыл во времени. Стоило только задуматься и прикрыть глаза, как он возникал – сначала звук, а потом сам «авто» на заезженном снегу, пожелтевшем, как старая страница...

В Соединенных Штатах Лихачев встречался с Генри Фордом-старшим. Старик, создатель автомобильной империи, пригласил его к себе отобедать. За столом вели разговоры на разные темы.

Об автомобилях ни слова. А затем, когда принесли сигары и кофе, Форд наклонился и сказал доверительно:

– Вы родились под автомобильной звездой. Вас поили не молоком матери, а бензином, черт возьми.

– Это вы мне комплимент... Бензином... Форд засмеялся.

– Дорогой мистер Лихачев, – сказал он, улыбаясь, – теперь вы убедились, что все дороги ведут в Америку. Вы, крупный советский промышленник, многому научились у нас. Ведите хозяйство у себя по-нашему, и вы добьетесь успеха.

Переводчика звали Любомир Шпирович Голо. Когда-то он работал на заводах Форда, затем вернулся в Москву и слесарил на московском автомобильном. По национальности он был сербом. Английский знал не слишком, но в Детройте автомобильщики его понимали: крыл хорошим станочным жаргоном, так что сразу нее возникало полное взаимопонимание.

– Скажи ему, только вежливо, что, во-первых, я не промышленник, – сказал Лихачев, повернувшись к переводчику. – Я слуга народа. Директорская должность мною получена не по наследству, а по воле моей партии. Что касается путей-дорог, тут ты, Любомир Шпирович, не ошибись. Они, скажи ему, временно ведут в Америку. Придет день, и им у нас можно будет многое подзанять.

Форд кивнул. Дескать, может быть. Спорить ему не хотелось. На дворе стоял 1930 год.

— Нам нужны такие люди, как вы. Вы бы и у нас далеко пошли. По глазам вижу, – сказал Форд.

— Сомневаюсь, – сказал Лихачев.

— Дороги встречаются.

Когда садились в машину, вежливый хозяин вышел на крыльцо. Любомир Шпирович охнул: «Иван Алексеевич, уважение-то какое. Сам Форд! Это ж надо... Генри Форд!..»

— Деловой парень, – согласился Лихачев и приложил правую руку к шляпе. Пришлось ему купить в Штатах серую шляпу с черной лентой, век бы ее не видеть, здорово мешала. Фасон назывался «молодой конгрессмен».

— Будьте здоровы, мистер Форд! Милости просим в Москву на АМО, к нам в Симоновскую слободу.

Форд кивнул. Но всего, наверное, не понял. Любомир Шпирович не знал, как по-английски – «слободах.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.