У Нади навернулись на глаза слезы. Надо же - все предусмотрели: и скатерочка, и кровать, и...

- Подушка! - Надя удивленно оглядела всех. - Моя подушка! Аня, смеясь, обхватила ее за плечи.

- Прости, Надюша! Знаешь, все достали, всех снабженцев на ноги подняли. А вот подушек нет, и все тут. Что, думаем, делать? Пришлось у тебя стащить!

Гиганты идут к «Миру»

Сейчас рассказ об открытии «Мира» звучит как легенда: слишком многое изменилось. Там, где была когда-то одинокая лисья нора, мягко зеленеет огромная земляная раковина. На ее дне, похрюкивая моторами, роются бульдозеры. Они стаскивают кимберлит к экскаваторам, и те, презрительно отвалив железную челюсть, сплевывают цветную землю в кузова тупомордых самосвалов. Приседая под драгоценной тяжестью, самосвалы ползут к обогатительным фабрикам.

По колено утопая в алмазной грязи, я взбираюсь к сараюшке, напоминающему скворечню. Это - убежище геологов, полновластных хозяев «Мира». Мы долго-долго говорим с черноглазым геологом о Москве, о музыке и о Мирном. Черноглазого геолога зовут Юра Шафеев. Это очень веселый человек. Он может сколько угодно смеяться и, кажется, столько же петь. Его любимое состояние в жизни - захватывающий сердце и нервы азарт. Увлечения Шафеева остры и переменчивы, как мирненская погода. И только одно устояло против всех натисков растрепанного шафеевского характера - геология.

Во время разговора тихо вошел и примостился на ящиках из-под кернов стройный и застенчивый, как девушка, Феликс Гуров. Он неделю как из армии. На нем гимнастерка, не успевшая выцвести под бледным сахалинским небом. До армии Гуров окончил геологический техникум и года полтора походил с лотком по золотоносной тайге Колымы. Насмотрелся медвежьих фокусов, набрался опыта и научился обходиться, если надо, одним сухарем в день. В Мирный он приехал надолго.

Если не считать Феликса, на «Мире» - маленькая Москва. Все инженерное начальство трубки - недавние выпускники Московского института цветных металлов. Двенадцать человек прибыли в прошлом году, а всего их около тридцати. Ребята приехали сюда начинать жизнь, поэтому захватили с собой не только гитары и фотоаппараты, но и свои требовательные мечты о будущем, любовь к Баху и Нестерову, книги и дневники. Они хотят вести кинолетопись Мирного, организовать веселую и дружную коммуну москвичей, сделать Мирный зеленым, чистым, красивым. И они это сделают!

Я уже собиралась уходить, когда явился главный хозяин трубки - Борис Сергеев, добродушный великан с пшеничными усиками. Борис - серьезный, сдержанный человек. Но сейчас на лице у него какая-то несуразица. Произошло нечто замечательное. «Расколол вот...»

На зеленоватом куске кимберлита, как росинка на листе бегонии, пламенела капелька, крепче которой нет ничего на свете. Этой капелькой бурят гранитные горы и режут, как картон, самые прочные металлы. Визуальная находка такого алмаза - редкость, подтверждающая еще и еще раз богатство месторождения. Геологи разом забыли обо мне. Их глаза залучились напряженной энергией. Я вспомнила слова одного якутского врача: «Геологи - это одержимые. Их даже лечить надо как-то по-особому...»

Когда мы вышли из сарайчика, небо уже несколько прочистилось, и в нем стояло голубое озерцо. Неприятно поразила тишина. Окаменели бульдозеры. Экскаваторщик, осматривая ковш, ругался:

- Вот полюбуйтесь, опять машин нет! Все думают, как вначале работать будем... А я их сейчас куда быстрее гружу, улитки бесколесые.

Борис Сергеев ринулся в конторку.

- Автобаза! Немедленно высылайте машины... Что? Как нет машин? Высылайте «Скорую помощь», резерв - все, что хотите! - Голос Бориса зазвенел. - Если фабрика станет, вы все под суд пойдете!

Диспетчер вяло обеспокоился: «Ладно, сейчас спрошу». В трубке сердито потрескивало, будто кто-то крохотный лузгал в эбоните подсолнух. Потом... Первую половину фразы мы поняли сразу: «По дороге Мухтуя - Мирный...» Вторая половина показалась бредом. Беспомощно повисшая трубка еще что-то продолжала лепетать, а мы уже были далеко от конторки, на гребне рудника. Там собрались все, кто был на трубке. Все смотрели в одну точку. Невдалеке, у выхода из Мирного, клубился голубой дымок. Надсадные судороги бежали по земле. Прямо на нас, будоража дорогу, двигалось стадо железных мамонтов.

- Двадцатипятитонночки... мамочки... «МАЗики», - по-детски лепетал сердитый экскаваторщик, хватая всех за локти.

Они шли, гороподобные, и стонали от собственного могущества. Один, два, пять, восемь... Якутия еще не видала таких машин. Они шли на смену трехтонкам и пятитонкам. Шли возить алмазную землю.

У людей, смотрящих на дорогу, дрожали руки и влажнели глаза. Они, строившие эти дороги и фабрики, знали цену такой победе. И у каждого где-то в глубине, сплавляясь с картиной циклонического фундамента будущего горнообогатительного комбината и надменных алмазных драг, отбрасывая даже то огромное, что уже было достигнуто, все повторялось, наливаясь особым смыслом, одно слово: «Начинается!»

Битва продолжается

- Вы приехали в хорошее время. - Валентин Ильич Васильев, заместитель управляющего трестом «Якуталмаз», размашисто шагал прямо по лужам, залившим улицы Мирного. - Чем для вас да и для многих других была раньше Якутия? Тайга, золотишко, пушнина, геологи. Верно? Когда в крае слишком много говорят о геологах, - это его юность. Зрелость наступает тогда, когда считают заводы и электростанции. Сейчас история якутских алмазов переходит, если можно так сказать, в новое качество. На смену геологам идет промышленность. Верно? И скоро наступит время, когда это будет настоящая алмазная индустрия. Три года назад нам никто в мире не верил, что так будет. Теперь не верят, что будет так скоро, как мы говорим. Приехали бы, право, посмотрели...

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.